Думаю, нам пора сесть и поговорить. Не хочу ни себя мучить, ни его. Даже наши разовые встречи дарили куда больше удовольствия, радости, волнения, чем то, что происходит сейчас. К тому же я беременна от него, но если расскажу, Арон меня ни за что не отпустит. Вернее, уйти-то я всегда смогу, но морально буду страдать от чувства вины. Лучше все оставить как есть.

Что ж, а время идет. Полдня я провожу на заднем дворе — готовлю ящики для зимовки живоглотов и птицеедов. Два месяца мои малыши будут спать, так что почва им нужна максимально богатая питательными веществами и личинками, которых они будут постепенно поедать. А еще им нужны тепло и сырость. Оранжерея для этого самое подходящее место. Что до лафеев, эти красавцы не нуждаются в зимовке, поскольку живут в доме, разве что в холодные месяцы они менее активны. Лафеи удивительные создания, они так любят друг друга, так заботятся друг о друге, что, глядя на них, невольно начинаешь мечтать о такой же любви и заботе. Например, сегодня утром самец кормил самку завтраком, потом чесал ее воздушными корешками. За ними можно хоть весь день наблюдать, настолько они прекрасны.

А когда почти заканчиваю с делами, дверь оранжереи открывается. На пороге появляется Гедель. И какой-то он совсем подавленный, отрешенный.

— Почему так рано вернулся? — пересаживаю последнего живоглота в зимовочный бокс, засыпаю корешки теплой землей, отчего малыш откровенно млеет.

— Да вот… произошли изменения в расписании, высвободилось несколько часов, — явно сочиняет на ходу. — А ты как? Все хорошо?

— Ну да. Как видишь, огородничаю. Бежать не пыталась. — Ой, я это вслух сказала? Как нехорошо.

— Ты издеваешься, да? — еще сильнее насупливается.

— Нет, Арон, не издеваюсь. Просто ты ведешь себя как одержимый. Сегодня и вовсе сорвался с места посреди рабочего дня, чтобы проверить, никуда ли я не делась. И не пытайся доказать обратное.

— А что я могу поделать, если вижу, как тебе все не нравится? Ты ведь даже не скрываешь этого.

— Хочешь поговорить? — отряхиваю руки от земли.

— Да, было бы неплохо.

— Хорошо, давай поговорим.

И когда мы выходим из оранжереи, я откровенно ахаю. В каменной беседке, что стоит в пяти метрах от нас, на столе, накрытом белой скатертью, красуется бутылка вина, рядом стоит чаша с моими любимыми тыквенными пирожными, а еще в вазочке белеет изящная хризантема.

— Ой, — что-то теряюсь, — как неожиданно.

— Ну, я подумал, что разговоры хорошо разговаривать под бокал вина. Да и вообще хотел пригласить тебя на свидание, а потом пришла идея с беседкой. Чем не свидание, верно?

— И правда…

Гедель по всем правилам этикета выдвигает для меня стул, сам устраивается напротив, после чего разливает вино по бокалам. Тут я вспоминаю, что пить мне уже нельзя. Но от одного глотка вреда не будет. А вот пирожные придутся как нельзя кстати.

— Скажи, что не так, — берет свой бокал, однако пить не торопится. — Я не оправдал твоих ожиданий?

— Дело не в ожиданиях вовсе. Я уже давно объяснила тебе все как есть.

— Ну, то, что тебе у меня не нравится, вижу. А я? Я тоже не нравлюсь?

— Между нами изначально все очень странно. Наше знакомство замешано на страсти, на влечении. Физически мы, не побоюсь этого слова, идеально подходим друг другу, а вот эмоционально совершенно разные. И дело не в том, нравится мне здесь или не нравится, просто мы разные.

— Почему же мне кажется, что все не так? Что мы похожи.

— Самообман? — пожимаю плечами. — Попытка выдать желаемое за действительное?

— Я люблю тебя, в чем уверен на все двести процентов.