— Обещаю, если все закончится благополучно, лично принесу тебе ремень.

— Я запомню, — склоняется он ко мне и осторожно целует.

Кейна

Настя все еще спит. Возможно, оно и к лучшему, не нужно ей ни знать, ни видеть того, что скоро произойдет. Нам деваться некуда. Сукин сын все просчитал, все продумал, подготовился. Он псих, по псих очень хитрый, а главное, сильный. Даже если и есть во мне какая-то особенная магия, она еще слаба, да и владеть ею я не умею.

Все-таки правильно мама говорила, что смежный мир — это мир порочных монстров. Если среди людей главным пороком являются деньги, то здесь — магия.

— Не печалься, — раздается совсем рядом: мерзавец вернулся. — Когда ты все забудешь, то у тебя и мысли не возникнет, что я какой-то не такой. В обычной жизни я самый простой, можно сказать, человек. Как и все работаю, хожу по магазинам, люблю поваляться перед телевизором.

— А в промежутках душишь тех, кто и убийцей стать не успел.

— Некоторые успели. В остальных случаях я позаботился о проблеме заранее. Это как профилактика. И почему тебя так заботят чернокнижники? Знаешь, сколько невинных душ гибнет от их рук? Сколько гибнет детей? А я знаю. Слишком много, Карина. Считаешь, те, кто потеряли своих дочерей и сыновей, назвали бы меня маньяком, узнав о том, что я делаю? Не думаю. Скажу больше: Адам сносный детектив и не самый плохой комиссар, он хорошо работает, но тут даже он не в силах справиться. Слишком много темных засело во власти, а это влечет за собой пособничество, укрывательство и, как следствие, безнаказанность.

— Не мне тебя судить.

— Верно, не тебе. Да и никому другому тоже не судить. Мы все хорошо умеем разводить демагогию. Что хорошо, что плохо, кто имеет право, кто нет. Все мы эдакие пассивные Раскольниковы. А как доходит до дела, то сразу прячемся в раковину, умываем руки и сбрасываем с себя какую-либо ответственность. Не нам судить, а кому-то, кто точно разберется, кому точно виднее. И оно понятно, такова наша природа. Пока нас самих не коснется несправедливость, так и сидим в стороне со своими умными рассуждениями. Вот меня несправедливость коснулась. И это мой груз ответственности, ничей больше.

— Не все, кого ты убил, стали бы чернокнижниками. Но ты решил, что они даже права не имеют на выбор. Последняя тобой убитая девочка была еще школьницей.

— Да, она была школьницей. Которая уже познала вкус крови. Они с подружками, тоже очень милыми домашними девочками, собирались ночами в домике на заднем дворе и знаешь, чем занимались? Убивали особо изощренным способом питомцев своих соседей. Те, кто не видит ценности в жизни пусть даже животного, уже потеряны для общества.

Больше мне ему ответить нечего. И печальнее всего то, что в глубине души я с ним согласна. Но как часто и случается со всеми народными мстителями, они однажды переходят черту. Чужая кровь стирает границу между можно и нельзя, между заслужил и не заслужил. Да, Артем сам стал жертвой в раннем детстве, пережил трагедию, которая его сломала, сделала преступником, но он также познал вкус крови.

— А как называется то, что ты намереваешься сделать со мной и моей дочерью? Как, Артем?

— Здесь ты сама мне подсказала решение, Карина. Тебя украл черт, запугал, фактически склонил к постели, — и морщится от своих же слов. — Конечно, сейчас ты можешь говорить, что это не так, что у вас чувства, но родились они из безвыходности. А значит, я имею такие же шансы на твое расположение, на твою любовь. Разве что насильно склонять к отношениям не стану. Не начну угрожать, не буду лишать тебя свободы, просто буду достойнее и лучше Адама. Я заслужу твою любовь, пусть не сразу.

— А если ничего не выйдет? Если я не захочу быть с тобой?

— Я наберусь терпения.