— Да, — выглядывает тот.

— Тогда иди сюда, ты его должен увидеть первым.

И не проходит секунды, как черноволосый мальчик с рожками и на удивление волосатыми ушками уже стоит около холодильника.

— Это он? — округляются его и без того большие глаза.

— Угу. Нравится? — открываю дверцу.

— Я таких никогда не видел.

— Значит, ты у нас Отис. Верно? — достаю торт, ставлю на столик на колесиках. Не в руках же такую тяжесть тащить.

— Верно, — обращает он взор на меня. — А ты?

— Отис! — гремит господин сердитый. — Поуважительней!

— Ничего, — смотрю на мальца. — Я Кейна, — и протягиваю ему руку.

— Вы пахнете, — принюхивается к пальцам.

— Чем же?

— Шоколадом, — снова принюхивается, — и карамелью.

— Верно, сегодня было много тортов с карамельной глазурью.

— Вкусные, наверное.

— Думаю, да; но твой, — склоняюсь к нему, — скажу тебе по секрету, самый вкусный.

И вижу смущение, щеки мальчика розовеют. Моя Настя тоже частенько краснеет. Стеснительность — хороший признак.

Комиссар Рекс тем временем проходит в зал, осматривается. Такое ощущение, будто сейчас начнет отпечатки пальцев снимать.

— Не желаете присесть? — указываю ему на деревянную лавку. — Пока я буду упаковывать торт.

Он молча садится, доска под ним нещадно скрипит. До чего же здоровый чертище.

— Кейна? — Отис уже еле сдерживается, так и вертится вокруг торта. — А можно мне его попробовать?

— Так, дома попробуешь. Вы же будете праздновать, задувать свечи.

— А мы и здесь можем! — переминается с ноги на ногу.

— Ну, не знаю. Как твой папа скажет. Он ведь твой папа? — шепчу.

— Да, да… Пап? — подбегает к Гаспаровичу. — Можно?

А черт так странно смотрит то на меня, то на своего сына:

— Если госпожа Кейна не против.

Ох как, я уже госпожой стала. Надо же, надо же, мои акции растут.

— Я не против, — честно говоря, разочаровывать его сына не хочется совсем. Эти горящие восторгом глаза мне хорошо знакомы. Только вот что случилось с комиссаром? Сидит хмурый, думу думает, будто сейчас важное что придумает. — Тогда мне понадобится твоя помощь, — указываю чертенку на стеллаж, — там есть пластиковые тарелочки и приборы. Неси.

Затем лезу под прилавок, имеется у меня тут кое-что. От прежних заказчиков осталось. Пять праздничных колпаков и три свистульки. Уж не знаю, есть ли такое в смежном мире.

Отис притом уже стоит рядом с тарелками и приборами в руках, а его хвост мотается из стороны в сторону.

— Расставляй, а я воткну свечи в торт. И вот, держи, — надеваю ему на голову колпак, — а этот для твоего папани, — даю второй.

— Спасибо, — чертенок торопится к отцу. — На, — сует ему в руки.

Господин Черт нехотя, но натягивает колпак.

— Вам идет, — усмехаюсь. До чего приятно лицезреть его недовольный вид.

В это время распределяю свечи, зажигаю, затем надеваю колпак на себя, беру свистульку.

— Отис, — даю ему встать рядом, — загадывай желание.

— Зачем? — смотрит на меня растерянно.