— Я никогда не понимала, зачем Солнцедарительница велела вам взять ее с собой, — откровенно сказала Нэн. — Неужели вы готовы пожертвовать судьбой девочки, лишь бы только знать, кто говорит правду, а кто лжет?

Матилиса рассмеялась:

— Она уже разоблачила многих мятежников, некоторые из которых весьма влиятельны в своем кругу.

— Дилайт выдает их вам? Понимает ли она, что делает?

— Нет, конечно. Для нее это что-то вроде игры. Но мы встретились не для того, чтобы говорить о девочке, не правда ли?

Нэн моргнула:

— Вы сами пригласили меня.

Матилиса двинулась к бару, расположенному у дальней стены комнаты. Ее длинная, до пола накидка переливалась всеми цветами в лучах света, льющегося из окон. Нэн отправилась следом. Нажав кнопку, Матилиса открыла складные дверцы. На полках стояли бутылки с напитками и бокалы. В ответ на вопросительный взгляд Матилисы Нэн отрицательно покачала головой. Матилиса наполнила бокал чем-то розовым и пузырящимся. Аккуратно пригубив напиток, она обвиняющим тоном осведомилась:

— Вы ведь влюблены в него, не так ли?

Не видя смысла уклоняться от ответа, Нэн вздернула подбородок:

— Да.

— Интересно, что по этому поводу скажет дядюшка Этасалоу? Он яростный фанатик во всем, что касается расовой чистоты. Сколько полукровок в генеалогическом древе вашей семьи?

И вновь шея и щеки Нэн залились румянцем, на сей раз едва ли не болезненным.

— Это не ваше дело.

— Верно. Но для вашего дядюшки это — первоочередная забота.

— Я ему безразлична.

— Ошибаетесь! — Матилиса почти выкрикнула это слово. Нэн вздрогнула и отступила на шаг. Матилиса тут же вновь приблизилась к ней вплотную. — Вы единственный человек, покинувший секретную учебную базу на Гекторе по медицинским показаниям. Остальные заболевают, умирают и остаются там навсегда. Кое-кто сходит с ума. Их содержат в лечебницах Гектора. Вы вернулись на Атик. Это и есть свидетельство того, какое значение ваш дядя придает семье и крови.

К горлу Нэн подступила тошнота, но куда большее страдание причинял ей гул и визг, воцарившиеся в ее голове. Она вспылила, скрывая испуг и беспомощность под маской гнева:

— Вы ничего не знаете обо мне, а уж тем более — о Гекторе!

— Всех врачей Атика готовит Люмин. Да, разумеется, за вами следили, вас проверяли, заставляли давать клятву о неразглашении тайн. Но разве можно сохранить какой-либо секрет в общежитии жриц Люмина? Сотни женщин, полных жизни, влачат существование роботов. Кому вы поверяли свои тайны во время учебы? Соседке сбоку? Сверху? Одна из ваших подруг занимала койку рядом со мной. Теперь она на Сираке, вправляет кости местным крестьянам. Она останется там навечно. Только потому, что была знакома с вами.

Чтобы сохранить равновесие, Нэн ухватилась за спинку кресла. В ее мозгу клубились неопределенные образы, туманные и от этого еще более страшные. Внезапно их оттеснило другое чувство. Горечь унижения. Нэн вновь обрела дар речи.

— Командор сказал, что никто ничего не знает. Он велел мне помалкивать об этом. Я почти ничего не помню. Я очень многое потеряла.

— Я говорю именно об этом, доктор. Вы утратили свой разум. Находясь в клинике, вы кричали в забытьи. Что-то о людях, которые делают ужасные вещи с другими людьми. Долгие месяцы мы ждали от вас чего-нибудь конкретного, но вы пошли на поправку, и ночные кошмары прекратились. Жаль. Меня до сих пор раздирает любопытство.

— Зачем вы рассказываете мне все это?

— Потому что мне нужен Лэннет. Он нужен Люмину. Он должен сам назвать себя приверженцем Люмина, сторонником Солнцедарительницы. Войска, которые он обучает на Паро, станут той самой стеной, которая защитит представителей Люмина на планете.