Мэг ухмыльнулась:

— Да, Лоури, ты все еще живешь в прошлом. Со времен Первой мировой они могли усилить охрану.

— Второй мировой.

— Какая разница. Итак, мы должны залезть, побегать по полю и вылезти обратно. Проще простого, верно?

Лоури перебросил сигару в другой угол рта:

— Вот именно, проще простого. Залезть и вылезти. Никому никакого вреда. И с чего ты решила, что охрану могли усилить? Там же нечего красть, кроме травы с газона!

Отрыжку и ВЕНИКа поместили в камеру предварительного задержания номер девять. Черти-пограничники не имели ни малейшего представления, кто это такие, и решили не пускать их внутрь без особого распоряжения с самого низа. Вельзевула побеспокоили как раз в тот момент, когда он, сидя в ложе, наслаждался концертом- бенефисом с участием величайших диктаторов мира, и своим появлением черти сильно испортили настроение архидемону.

Два черта-пограничника поджидали его у хранилища душ. Их заскорузлые рожи были покрыты копотью и опалены огнем, словно у кочегаров. На эту работу обычно брали тех, кто при жизни числился в особо опасных преступниках, поэтому и в аду их держали на всякий случай подальше от центра, возле самого входа, где они занимались тем, что отскребали от стен туннеля противящиеся души. На жаргоне преисподней их обычно называли «отскребалами».

— Какого ангела? — зарычал Вельзевул на старшего из пограничников.

— Понятия не имею, — ответил тот чуть-чуть менее почтительно, чем следовало бы.

Вельзевул, не долго думая, испепелил его трезубцем.

— Какого... — повторил он свой вопрос свежеиспеченному начальнику.

— Двух новеньких, ваша немилость. Камера предварительного задержания номер девять.

— И вы потревожили меня только ради этого?..

— Нет, ваша немилость, они ужасно воняют. Что-то невообразимое. Я ничего подобного никогда не видел.

— Не нюхал, — педантично поправил его Вельзевул.

— Наверное, даже здесь пахнет.

— Да нет вроде бы... Вы им впрыснули успокоительного?

— Этого не требовалось, ваше бесчестие. Оба выглядят так, словно их хватил апокалиптический удар.

Вельзевул с трудом сдержал желание сказать не апокалиптический, а апоплексический. Педантизм он сохранил еще со времен своего репетиторства у маленького Аттилы, повелителя гуннов.

— Ну и что такого? Обычный туннельный шок. Пропустите их через душерубку. Угольки используйте для подогрева моей джакузи.

Черт-пограничник смущенно зашаркал копытом.

— Что-то непонятно? — спросил Вельзевул, но прозвучало это скорее как предупреждение, чем как вопрос — прием, прекрасно знакомый всем учителям.

— Ну, — начал злосчастный «отскребала», который прекрасно понимал, что каждое его следующее слово может стать последним.

— Что «ну»? — рявкнул Вельзевул, окончательно теряя терпение.

Ему очень хотелось успеть на концерт до того, как выйдет Муссолини со своим знаменитым пародийным номером.

— Ну, эти двое, они какие-то странные.

— Странные?

— Тот, который смахивает на собаку, просто сидит и воняет. А другой, мелкий такой, он вообще на человека не похож — у него башка все время крутится как волчок, а сам дрожит как студень перед глазами. Такое по телику, бывает, кажут.

Едва Вельзевул перевел эту бредятину с цветистого жаргона «отскребалы» на внятный язык, он отшвырнул пограничников в сторону и вперил свой взгляд в маленькое окошечко камеры номер девять.

Отрыжка сидел на скамейке, пуская слюни, а ВЕНИК парил над ним, повторяя беспрестанно одну и ту же фразу, которая зациклилась при взрыве в его электронных схемах:

— Стопроцентное неразбавленное добро, — жужжал он.