– Ты уверен? – сказал Боудри.

– Ты хочешь сказать, ты не один? – потребовал ответа Джон Квин.

– Думай сам, – сказал Боудри. – Если бы ты был судьей в Техасе, а твою любимую племянницу похитили, ты послал бы только одного рейнджера?

– Если их много, почему они не с тобой? – спросил Мюррей.

Боудри пожал плечами.

– Я добрался сюда первым, вот и все. Я легко отыскал ваш след, а на перестрелку во Флегстаффе все рейнджеры слетятся, как мухи. Они перероют всю округу, и местный закон будет на их стороне.

Боудри взглянул на Квина.

– Это была дурацкая затея, Джон. Тебе следовало кое-что узнать о судье Уайтинге: то, что знают все. Он не смягчит наказания виновному, имей ты в заложниках хоть всю его семью. Ты зря потратил время. – А также, – добавил он, – ты сделал врагами многих людей, которые симпатизировали бы тебе, если бы ты не похитил девушку. Сам знаешь, мало кто из преступников осмелится тронуть женщину, потому что знают, какие последствия их ожидают. Ну, а ты настроил всех против себя. Теперь на Западе не останется ни одного убежища, где тебя примут.

– Заткнись, и будь ты проклят! – закричал Квин, однако Боудри заметил, что тот встревожился. Он действовал второпях, а теперь начинал раскаиваться. Квин не мог знать, что Боудри действует в одиночку, что он единственный свободный рейнджер, которого нашли для этого дела.

– Джон? – настаивал он. – Почему бы тебе не снять с меня веревку, дать нам с мисс Бак лошадей и отпустить нас? Ты не можешь выиграть эту игру, а поэтому – ведь ты же неплохо играешь в покер – сбрось свои карты, пока не начали повышаться ставки.

– Ты думаешь, я сошел с ума?

– Это то, что я пытаюсь понять, Джон. Зачем играть, если знаешь заранее, что колода крапленая?

Джон Квин не ответил, хотя Мюррей вопросительно смотрел на него.

Боудри с кресла, где его привязали, оглядел комнату. Всю северную стену занимал огромный камин, по бокам которого расположились серванты. Вдоль восточной и западной стен стояли скамьи. Ковры – изделия индейцев навахо – на полу, такие же одеяла – на скамьях. Рядом с дверью стояла винтовка. Другая висела на гвоздях над камином.

Джинни сидела на скамье возле камина, а Джек Мюррей развалился на другой скамье напротив нее. Джон Квин сидел в кресле напротив двери, уставившись в никуда, – большой угрюмый человек в черно-серой клетчатой рубашке.

Гонец из города был где-то снаружи вместе с Эбенхардтом и Питерсом, человеком в жилетке.

Мюррей выпрямился.

– Видел оленя у ручья, когда ехал сюда. Хочется свежей оленины, попробую его взять, пока не стемнело.

Квин не ответил. То, что ему не по себе, было очевидно. Квину явно не нравилась мысль, что здесь могут появиться рейнджеры, и он понимал, что все, сказанное Боудри, – правда. Даже преступники остерегались трогать женщин, и, похитив Джинни Бак, он нарушил неписаный закон. В тот момент он думал только о спасении Дамона.

Боудри поймал взгляд Джинни. Она держала в руке кочергу и показала Боудри ее огненнокрасный конец. Затем она вытащила из кармашка платок и бросила его в пламя. Почуяв запах горелой ткани, Квин в раздражении обернулся.

– Это мой платок. Он слишком грязный. В следующий раз, когда ваши ребята поедут в город, они купят мне другой.

– Думаешь, нам больше нечего делать, как выполнять твои поручения?

– Я к вам не напрашивалась! – ответила Джинни. Квин сердито посмотрел на нее, потом снова начал смотреть через дверь вдаль.

Сердце Боудри часто билось. Ее план был остроумным и ясным. При запахе горящей материи Квин мог не заметить запаха горящей веревки.