Мы молча проехали большую часть пути, и вдруг за одним из поворотов вдали показалась моя родная деревня. Все здесь осталось таким, как я запомнила: начиналась деревня двумя домами, стояли они по обе стороны дороги и были мне хорошо известны. Старые это были дома, из местного камня, непобеленные, мрачные и убогие, под зеленой черепичной крышей. Мне вдруг стало как-то неловко перед этим английским офицером, которому так не по душе было везти нас, и я, неожиданно тронув его за плечо, сказала, что мы уже прибыли и сойдем здесь. Он резко затормозил, и тогда я, слегка раскаиваясь, что сама заставила его остановить машину, сказала Розетте, что тут мы должны выйти. Мы очутились на дороге, и офицер помог нам выгрузить из машины обе коробки с продовольствием, которые мы поставили себе на голову. Офицер, почти любезно и с улыбкой, сказал по-итальянски: «Желаю счастья», — а потом быстро развернул машину, и она помчалась вперед, как ракета. Через несколько секунд машина скрылась за поворотом, и мы остались одни на дороге.

Лишь теперь я заметила, какая здесь глубокая тишина и полная заброшенность: ни души вокруг не видать, ни звука не слышно, разве что мягкий и легкий весенний ветерок зашелестит порой в долине. Взглянув еще раз на дома при въезде, я заметила то, что ускользнуло от меня в первое мгновение: окна и ставни в домах накрепко заколочены, а двери забиты накрест палками. Жители, видно, бежали из деревни, и я, подумав об этом, в первый раз поняла, как легкомысленно мы поступили, покинув Фонди: правда, там была опасность бомбежки, но ведь в тех местах столько народу, и мы не были одиноки. Сердце у меня внезапно сжалось, и, чтоб как-то себя успокоить, я сказала Розетте:

— Может статься, что в деревне никого нет, может, все бежали отсюда, тогда мы здесь не остановимся, а пройдем до Валлекорса, туда всего несколько километров, или попросим, чтоб нас подвезли на грузовике. Дорога здесь оживленная, какая-нибудь машина всегда повстречается.

Почти в ту же минуту, как бы в подтверждение моих слов, из-за поворота показалась длинная колонна грузовиков и военных машин. Это меня успокоило: войска союзные, значит, друзья, и в случае беды мы, как и в Фонди, всегда сможем к ним обратиться. Я вместе с Розеттой отошла в сторону и стала разглядывать колонну, проходившую мимо нас. Головная машина была открытой, вроде той, на которой нас довезли, в ней сидели три офицера, а к кузову был прикреплен трехцветный флажок — синий, белый и красный, потом я узнала, что это был французский флаг, а военные в кепи, похожих на круглые кастрюльки, с твердыми козырьками над глазами были французские офицеры. За этой машиной шли совсем одинаковые грузовики, битком набитые солдатами, каких мы отроду не видели. Все они были темнокожие, с лицами, как у турок, хотя их трудно было разглядеть из-за красных шарфов, закрывавших часть лица; они были завернуты в белые простыни, а поверх виднелись короткие накидки темного цвета. Потом я узнала, что эти солдаты были родом из Марокко, марокканцы, а Марокко — это очень далекая страна, кажется, где-то в Африке; конечно, не будь войны, эти солдаты никогда в жизни ни за что не попали бы в Италию. Колонна оказалась совсем не длинной — за несколько минут она прошла мимо нас и затем углубилась в деревню. В хвосте была такая же машина, как впереди. Снова дорога стала тихой и пустынной. Я сказала Розетте:

— Конечно, это союзники, но кто их знает, какой они расы, таких мы еще никогда не видели.

И мы зашагали по направлению к деревне.

Перед самой деревней над дорогой нависала скала, а в пещере под скалой бил родник. Я сказала Розетте, которая тоже несла на голове коробку:

— Здесь пещера с родником, давай подойдем поближе: жажда меня мучит, хочется попить водички.

Правда, я так ей сказала, а на самом деле мне просто хотелось взглянуть на пещеру; ведь еще в детстве, совсем ребенком, и позднее, став взрослой девушкой, ходила я сюда каждый день, нет, даже по нескольку раз в день, с медным кувшином на голове и брала здесь воду, порой простаивала я здесь минут по десять, а иной раз даже больше, чтоб поболтать с женщинами, которые тоже приходили сюда за водой: здесь можно было повстречать и людей из соседних деревень, они приезжали на ослах с бочонками для воды: ведь наш родник славился и единственный в округе летом не высыхал, а продолжал не скупясь выбрасывать струю ледяной воды.