В ее янтарных глазах он прочитал все. Его веки вздрогнули. Рыжая Маргарита в последнее время опустилась до неряшливости, стала плохо за собой следить и начала оплывать: приятная полнота очень быстро превращалась в неприятную. Загадочная фотомодель молча, выжидающе сидела у ног Ашота, как рабыня, подняв к нему матовое лицо с точеным носиком. Две пуговки на ее кофточке были дразняще расстегнуты. Как удачно они расстегнулись, видимо, просто ослабли петельки…
Ашот положил ладонь на острое дерзкое колено манекенщицы.
— Можно мне называть тебя по имени? — светски испросила разрешение Мэри.
— Как тебе будет угодно, — ответил несгибаемый и холодный журналист, наклоняясь к плечу Мэри.
Оказывается, у Карена были совсем не отцовские глаза…
Лето проплыло мгновенно, незаметно, словно уложилось в день. Так же стремительно пролетела осень: город пожелтел и сморщился за одну ночь. Впрочем, лето, наверное, было во всем виновато само. Оно оказалось слишком жарким, горячим и сожгло землю, деревья и траву гораздо раньше, чем это могло произойти, будь оно спокойным и прохладным.
Карену исполнилось шестнадцать лет.
12
Весеннее шоссе было мокрым и опасным, но Мэри не обращала на это ни малейшего внимания. Она свистела за рулем, вертелась на сиденье, напевая под включенную автомагнитолу, и развила, в конце концов, поистине фантастическую, недопустимую скорость. Ветер разбивался о красный "рено", который несся по шоссе как безумный. Сейчас он вполне мог соревноваться с самолетом и выиграть гонку. Мэри торопилась на свидание с Ашотом.
Журналист все сильнее привлекал ее. Он оказался таким беззащитным, несчастным, исстрадавшимся в своей любви и привязанности к сыну, что Мэри жалела его день ото дня больше и больше. Ей очень хотелось ему помочь. Однако миновали осень и зима, а Карен Джангиров — этот паршивый мальчишка, как считала теперь Мэри, — не посчитал нужным не только простить отца, но даже хотя бы толком с ним поговорить. Единственный звонок, на который Ашот отважился с великим трудом и лишь по требовательному и жесткому настоянию Мэри, окончился весьма печально.
К телефону подошла Олеся и, заранее предупрежденная подругой, быстро передала трубку Карену. Услышав голос отца, мальчик сразу помрачнел и замкнулся.
— Чего ты хочешь? — сурово и холодно спросил он.
— Карен… — начал Ашот и умолк. Его тон был жалким, просительным, теперь он только унизительно вымаливал у первенца подаяние в виде встречи. Что еще ему оставалось делать? — Карен… Я очень хотел бы тебя видеть… Хотя бы изредка. По-моему, нам есть о чем поговорить…
— Вот как? — с пренебрежением удивился сын. — Это о чем же? О твоих опытах надо мной? О них ты поговори лучше с мамой. Другой темы для разговора я что-то не усматриваю.
— Карен! — в отчаянии закричал Ашот. — Я измучился без тебя! Я знаю, что меня невозможно простить, но если бы ты согласился хоть раз увидеться… Карен…
Сын долго молчал, потом неохотно и презрительно процедил сквозь зубы:
— Отец, я в лучшем положении, потому что, как оказалось, спокойно могу без тебя обходиться. Как же ты не учел этого? Вот незадача!.. Сейчас мне тоже жалко, что так получилось. Я всегда во всем доверял тебе и маме. И никогда не думал, что ваша любовь способна на предательство и даже на убийство. Но мы с Олесей, несмотря на все ваши старания, выжили. Чего ты еще хочешь от меня? Для встречи должно быть обоюдное желание, а у меня его нет! — Он снова помолчал и вдруг тихо добавил: — Во всяком случае, пока. Передай маме, что у меня все в порядке. И не звони больше.
В тот день Мэри застала у себя Ашота в полубезумном состоянии. |