— В мое время маленькие девочки носили платьица.

А нынче все дети ходят в брюках, так что мне в жизни не отличить мальчика от девочки. Хотя кого это теперь волнует? Как идут каникулы?

— Спасибо, хорошо, — ответила Мария.

— Что может быть лучше моря, верно?

Мария не знала, как ответить, чтобы не завести беседу в очередной тупик, поэтому промолчала. И так ясно: вопрос не настоящий, ведь миссис Шэнд отвернулась и шарит в корзине для шитья. Интересно, можно уже идти, подумала Мария, как вдруг миссис Шэнд неожиданно вынырнула из корзины и спросила:

— Ты, наверное, не прочь полакомиться шоколадкой.

Вообще-то Мария не очень любила шоколад, но не нашлась, как отказаться, поэтому ответила:

— Да. Спасибо.

— Серебряная шкатулка на столе. Справа — с мягкой начинкой.

Пока Мария ела шоколадку (которая, кстати, неприятно отдавала фиалками), а миссис Шэнд вдевала в иголку длинную розовую шелковую нитку, повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов.

— Часы — коллекция моего деда. Когда я умру, их передадут в музей.

Такое замечание тоже вряд ли могло удачно поддержать разговор. Мария (с облегчением) доела шоколадку и спросила:

— А как вы узнаете точное время?

— По радио.

И верно: на столике возле дивана стоял современный японский транзистор.

— Часы не переводили со дня смерти деда. В знак уважения. Он был выдающимся ученым.

За это время они, естественно, успели убежать вперед, или отстать, или просто остановиться и потом их снова заводили — так и затеялся этот раздраженный спор.

— Вон те, у камина, стояли когда-то в классной комнате, в доме, где ты сейчас отдыхаешь. Они не столь ценные, но симпатичные.

И правда, циферблат был расписан цветами, они обвивались вокруг бронзовых цифр и под бронзовыми стрелками, которые показывали без десяти четыре (хотя на самом деле было уже около шести). Фиалки, клевер, маргаритки, вика — полевые и садовые цветы. И рядом с каждым цветком — название, мелким косым шрифтом: незабудка обыкновенная, Myosotis arvensis — зверобой ползучий, Hypericum humifusum — паслен горько-сладкий, Solarium dulcamara…

— К сожалению, они больше не ходят, — вздохнула миссис Шэнд. — Мне сказали — это единственные часы, которые нельзя починить. Они сломались, еще когда моя мать была ребенком.

Однажды без десяти четыре. Утра или вечера, подумала Мария. Она перевела взгляд с часов на картинку, висевшую рядом над камином. Она тоже была интересная. Совсем не нарисованная, а вышитая — дом, надписи вверху и внизу (Мария стояла далеко и не могла прочесть), маленькие предметы — деревца или животные, и узорчатая окантовка.

— Викторианская вышивка, — пояснила миссис Шэнд. — Посмотри поближе. Она не совсем обычная. Ее сделала маленькая девочка, по-моему, как раз твоего возраста.

Мария подошла ближе. Вверху расположились буквы алфавита, и затем цифры: от одного до десяти, а под ними — животные: крошечный весело скачущий черный пес, парочка птиц и еще кто-то вроде оленей. И стихи: она прочитала их от начала до конца.

Под стихотворением аккуратным крестом был вышит квадратный дом из красного кирпича. С одной стороны от него располагалась пара садовых ваз, в таких обычно сажают цветы, а с другой — качели. Большие, красивые качели, вышитые черными нитками, наверное, чтобы показать, какие они железные. А ниже, в ряд — еще что-то. Цветы, наверное, решила Мария — они в самом деле напоминали цветы, вьющиеся по краю картинки. А может, это улитки? Она пригляделась и вдруг поняла — так ведь это же окаменелости. Аммониты — маленькие, закрученные, вышитые аммониты.