— Немного, — кивнул я.

— Пусть тебя это не беспокоит. Мне просто было интересно посмотреть на тебя при свете дня.

Я выглянул в окно. На улице было темно — уже час как было темно. Марианна проследила за моим взглядом и рассмеялась.

— Значит, ты мне не веришь?

— Нет, — коротко ответил я.

Она снова засмеялась.

— Фрэнк, мне кажется, ты боишься меня. Наверное, думаешь, что я дурная женщина.

— Я уже сказал тебе, кто ты есть и что ты меня не интересуешь. Джерро мой друг.

— Один ноль в твою пользу, — сказала Марианна и резко наклонилась вперед. — Послушай, Фрэнк. Женщина может любить двух мужчин одновременно. Джерро чудесный парень, добрый, ласковый, у него есть все, что женщина хотела бы видеть в мужчине. И я мечтаю, чтобы мы поженились, я стремлюсь к этому. Но ты совсем другое дело, ты испорченный, бесчестный эгоист, это видно по твоему лицу. Ты хочешь владеть тем, что принадлежит другим людям. Но ты привлекаешь меня. Я хотела бы поближе узнать тебя и понять, чем ты живешь. Но ты все время ускользаешь. Я знала, что ты не придешь ко мне, поэтому попросила Джерро взять меня с собой. Я должна была снова увидеть тебя, я должна была понять, какие чувства ты испытываешь ко мне. Теперь я знаю это, я прочла это на твоем лице, несмотря на маску, которую ты на него натянул.

— Ну хорошо, — спокойно сказал я, — но ты также должна понимать, что ты девушка Джерро. У него и так достаточно забот, не хватало только, чтобы еще я вмешался в его личную жизнь. Ведь все эти годы Джерро жил только мыслями о тебе, и я не собираюсь становиться на его пути.

Марианна посмотрела на тарелку и сжала губы, краска начала заливать ее лицо. Она вообще очень легко краснела. Она открыла было рот, но в этот момент вернулся Джерро, и мы прервали наше объяснение.

После ужина я вышел из ресторана и медленно побрел по улице.

«Если бы это был не Джерро, — подумал я, — я бы…» Решительно прогнав эту мысль, я вернулся в гостиницу.

Глава седьмая

Наступил апрель, и в воздухе повеяло весной. Весна в Нью-Йорке! Она совсем не такая, какой бы ей следовало быть. Она предвестница жарких дней, предвестница душного, неприятного лета. Дни бежали друг за другом, похожие, как близнецы. Не знаю, был ли я счастлив, но меня, как ни странно, удовлетворяло однообразное течение жизни. Конечно, меня влекло к другому, но я старался скрывать свои чувства даже от себя самого.

Как-то вечером Джерро пригласил меня на Юнион-сквер на первомайскую демонстрацию. Он собирался выступать там, и очень хотел, чтобы я его послушал. Я точно не знал, смогу ли прийти, потому что первое мая выпадало на понедельник. Я сказал, что попрошу Гарри отпустить меня на несколько часов, и если он разрешит, то я приду.

Я не видел Марианну со времени нашей последней встречи в марте. Меня, конечно, интересовало, будет ли она на митинге. Не знаю, явилось ли это решающим фактором, заставившим меня явиться на демонстрацию, но, безусловно, не последним, потому что речи ораторов меня абсолютно не интересовали.

Как бы там ни было, первого мая я отпросился с работы и направился на Юнион-сквер. На площади было довольно много народу и возвышалась трибуна. В толпе ходили мужчины, которые держали в руках плакаты с программой дня. Я просмотрел программу и увидел, что Джерро будет выступать четвертым. Тема его выступления была: «Равенство людей — это их право по рождению».

Я протиснулся в первый ряд. Выступал какой-то человек. Я не знал его, и мне было безразлично, что он там говорит. Я попытался отыскать Джерро и, наконец, увидел его. Он сидел на трибуне вместе с другими людьми, ожидающими своей очереди выступать.