Когда я шел, какой-то умник, сидевший за стойкой, вытянул ногу, и я загремел на пол. Я упал на четвереньки, и мой ящик грохнулся рядом со мной. Бутылки с жидким кремом разбились, и две струйки потекли по кафельному полу, образуя замысловатые черно-коричневые лужицы. На какое-то мгновение я остолбенел. Стоя на коленях, я наблюдал, как жидкость медленно разливалась по чистому кафельному полу.
Внезапно сильным рывком меня подняли и поставили на ноги: толстая, как окорок, рука крепко держала меня за шею. Это был бармен. Он был вне себя от ярости.
— Ну-ка, пошел отсюда, а то… — он был так разъярен, что даже заикался, когда тащил меня к двери.
Уже у самого выхода я пришел в себя. Мне удалось как-то вырваться из его рук.
— Отдайте мой ящик, — закричал я. — Мне нужен мой ящик!
— А ну, проваливай отсюда! Я тебе покажу, как ходить сюда. Пошел вон!
— Я никуда не пойду без моего ящика! — продолжал кричать я.
Я вырвался от него и, вернувшись в зал, стал засовывать щетки, тряпки и баночки обратно в ящик. Бармен настиг меня, когда я уже поднимался. Он треснул меня по голове так, что в ушах зазвенело.
— Я вас научу, ублюдков, держаться отсюда подальше! — рычал он. Схватив меня за шею так, что я не мог двинуться, он опять ударил меня по голове. Я извивался в его руках, пытаясь вырваться, но он держал меня очень крепко. Я пытался его лягнуть, но у меня ничего не получалось, так как хватка у него была мертвая.
— Отпусти его, Тони, я хочу почистить ботинки, — раздался спокойный приятный голос из кабинки у стены.
Бармен и я разом обернулись. Одна рука бармена застыла в воздухе, как приклеенная, другая по-прежнему удерживала меня. Трудно сказать, кто из нас был больше удивлен. В одной из кабинок я увидел стройного симпатичного мужчину лет тридцати пяти — сорока. Его левая рука расслабленно покоилась на столе, а правой он поигрывал перочинным ножиком на цепочке, пристегнутым к его жилету. На нем был темно-серый костюм, черная шляпа хорошего фасона и блестящие черные туфли. Его серые глаза были полузакрыты, и тоненькая полоска усиков обрамляла красивые губы. Картину завершали ослепительно белые зубы, сверкавшие на смуглом лице с орлиным носом. Это был Силк Феннелли. Он внимательно наблюдал за нами.
Бармен прокашлялся.
— Как вам угодно, мистер Феннелли.
Он отпустил меня и вернулся за стойку бара. Я вытер лицо рукавом и подошел к кабинке, волоча свой ящик. В кабинке сидело еще двое: молодой, хорошо одетый мужчина и симпатичная дама.
— Я не могу почистить вам туфли, мистер, — сказал я.
— Почему? — спросил Феннелли.
— Флакон с черной краской разбился, — ответил я.
Он достал из кармана бумажник, вытащил из него пятидолларовый банкнот и протянул его мне.
— Иди и купи, — сказал он.
Я посмотрел на банкнот, затем на Феннелли и молча направился к двери. В том месте, где упал мой ящик, швейцар вытирал пол. Когда я выходил из бара, то услышал, как молодой мужчина сказал:
— Пятьдесят против ста, что он не вернется, Силк.
Феннелли засмеялся:
— Хорошо, спорим!
— Я не думаю, что он когда-либо в своей жизни видел столько денег, — сказала дама.
— Вероятно, ты права, — сказал Силк. — Я тоже не видел таких денег, когда был в его возрасте.
Продолжения разговора я не слышал, потому что уже вышел из двери. Когда я вернулся, они ели. Я положил сдачу на стол и сказал:
— Извините, что задержался, но в магазине не было сдачи с пяти долларов, и мне пришлось обегать весь квартал, чтобы разменять деньги. |