– Какого дьявола вам это дает? Я мог сболтнуть спьяну, но это не доказательство. Я же был не в суде.

Гвельвада пожал плечами.

– Ничем не могу помочь. Меня волнует только один вопрос – что я расскажу полиции. Усек? Если я решу туда идти.

Меллин спросил:

– А что вам до этого?

Гвельвада развел руками.

– Да ничего… Разве что я заранее задумываюсь о мелочах и имею склонность совать нос в чужие дела.

Он посмотрел на Меллина. Стальной взгляд шел вразрез с улыбкой на губах.

– Вот я думаю, – сказал Гвельвада, – буду ли я впутывать тебя в это убийство? Видишь, в чем дело, парень? Повесят одного из вас или обоих?

– Боже мой…, – прохрипел Меллин.

Гвельвада сунул руку в карман пальто и вынул складной швейцарский морской нож. Ручка безупречно легла в ладонь. Меллин смотрел. Гвельвада левой рукой коснулся пружины, выскочило лезвие – четырехдюймовое, острое как бритва лезвие. Гвельвада небрежно положил нож на ладонь и внезапно швырнул. Нож перелетел поляну и задрожал в дереве в пятнадцати ярдах.

– Хобби. Я не промахиваюсь, – небрежно бросил Гвельвада. Дорогой мой Меллин, давай зайдем в твою очаровательную хижину. Позволь пересказать тебе, что же случилось той ночью, заучи это, и повторишь, когда я потребую. Но никому не скажешь, иначе, прости Господи, будешь болтаться на собственных подтяжках. Тебе ясно?

Меллин хмуро буркнул:

– Да.

Руки его тряслись.

– Или, на выбор, – продолжал Гвельвада, – однажды ты можешь поскользнуться на пирсе и свалиться в море. Тебя может переехать тупой водитель, вроде меня. Все может случиться, мой дорогой Меллин, если ты не выполнишь приказ.

Меллин промолчал. Гвельвада закурил. Прошло несколько минут. Потом он сказал:

– Говори. Расскажи о твоем друге, шкипере Джаквесе. Ты помнишь, как он был тогда одет?

– Это легко. Он всегда одет одинаково. Пару дней он носит цветастую шелковую рубашку. Пару дней – белую. Он щеголь. На нем всегда веревочные туфли без носков и черные габардиновые брюки с кожаным ремнем.

– Что на голове?

– Бейсболка. С длинным козырьком. Всегда цветная. У него их с полдюжины. Он их всегда теряет. Кладет кепку и забывает о ней. У него много кепок.

– Превосходно. Теперь, дорогой мой Меллин, давай зайдем. Обсудим это по дружески… Мы ведь друзья, верно?

– Ага… Думаю… Думаю, да.

– Почему бы и нет? – сказал Гвельвада. – Полиции будет очень интересно узнать правду о смерти Сэндфорда. Может, это не понадобится. А может, да. Ради собственного блага, надеюсь, ты скажешь, что приказано. Кстати, как дела, Меллин? Как профессиональные успехи? – он кивнул на разрушенную хижину.

– Да неважно…

– А, наверно, у тебя не так много работы, как было с Джаквесом. Может, ты побаиваешься Джаквеса? Понимаю, он парень крутой. Может, он прослышал про твою пьяную болтовню. Может, он тебя недолюбливает? Скажи, дорогой Меллин, ты боишься Джаквеса?

Меллин буркнул:

– Если откровенно, он нехороший тип. И может быть жестоким.

Гвельвада посмотрел на него и улыбнулся. Жутковато улыбнулся.

– Но, мой дорогой Меллин, ты намного больше боишься меня, верно? Тебе лучше быть не с Джаквесом, а с мистером Гвельвадой, как ты думаешь? – голос зазвенел стальной струной.

Меллин ответил:

– Да… И я так думаю!

Гвельвада сунул руку в карман пиджака и вытащил пачку банкнот.