– И такое же надежное, как гильотина.

Она села на кровати.

– Это его ты использовала против Уодсона? – спросил Римо.

– Да. Я всласть поиграла с его телом. Я его здорово помучила. Грубая скотина! А ты быстро догадался...

– Нет, – сказал Римо. – Я не догадывался. Я давно знал.

Ингрид не смогла скрыть удивления.

– И когда ты узнал?

– Когда ты сказала, что видела, как Спеск убегал после убийства Уодсона. Три дня назад я помял Спеску коленную чашечку. С тех пор он не больно то бегает.

– И все же ты пришел сюда. Как агнец на заклание.

– Не такой уж я агнец.

– Будешь. Я тебе устрою если не заклание, то по меньшей мере холощение.

– Чего ты добиваешься? – спросил Римо.

– Все очень просто. Ты переходишь на нашу сторону и работаешь на нас на меня и на Спеска.

– Это вряд ли, – сказал Римо.

– А старик согласился бы! Я слышала, что он сегодня сказал. Он пойдет работать на того, кто ему больше заплатит. Почему он ведет себя так разумно, а ты – так неразумно?

– Мы оба ведем себя неразумно. Просто каждый по своему, – ответил Римо.

– Итак, ты отвечаешь «нет»?

– Точно, дорогуша.

Она посмотрела на красный рычажок на крышке коробочки, которую держала в руках.

– Ты ведь знаешь, что сейчас будет?

– Валяй, – сказал Римо. – Но только учти. Ты умрешь. Ты можешь побаловаться этой своей игрушкой и даже причинить мне боль, но у меня хватит времени убить тебя, и ты знаешь, что я это сделаю. И ты умрешь очень медленно. И очень мучительно.

Взгляд его темно карих глаз, казалось не имеющих зрачков, встретился с ее взглядом. Они уставились друг на друга. Ингрид отвернулась, а потом, словно разозлившись на него за то, что он вынудил ее отвести взгляд, со всего размаху ударила по красному рычажку, задвинув его до упора. Рот ее исказила гримаса ненависти, обнажая зубы и даже десны, и она снова взглянула в лицо Римо.

Он все так же стоял на коленях на кровати. Лицо его не выражало ни боли, ни иных эмоций. Он перехватил ее взгляд и рассмеялся. Потом наклонился и поднял с кровати две половинки белого кольца, гладкие на линиях разлома, как миниатюрный пончик, разрезанный надвое очень острым ножом.

Он подбросил обе половинки в воздух, и они снова упали на кровать.

– Это называется – умение управлять своими мышцами, крошка.

Он встал, застегнул молнию на брюках и ремень. Ингрид метнулась через всю кровать и сунула руку в лежавшую на туалетном столике сумочку. Вытащив оттуда маленький пистолет, она вновь обернулась к Римо и, не торопясь, направила на него оружие.

Когда палец ее, лежащий на курке, уже напрягся, Римо поднял одну из двух половинок белого кольца и бросил ее в Ингрид, подтолкнув кончиками пальцев с такой силой, что кусок металла зажужжал, преодолевая разделявшие Римо и Ингрид четыре фута.

Палец ее нажал на курок в тот самый момент, когда половинка кольца ударила в ствол, как молоток по шляпке гвоздя, повернув дуло вверх, Ингрид в подбородок. Было уже поздно – и мозг ее не успел дать пальцу сигнал не нажимать на курок.

Раздался приглушенный выстрел, пуля прошла через подбородок и, пробив небо, засела в мозге.

Глаза Ингрид были по прежнему широко раскрыты, рот по кошачьи оскален.

Она выронила пистолет и боком повалилась на кровать. Пистолет со стуком упал на пол. Кровь хлынула из раны на подбородке, потекла по горлу, по плечам и, достигнув голубой ткани халатика, пропитала ее и окрасила в почти черный цвет.

Римо посмотрел на мертвое тело, невозмутимо пожал плечами и вышел из спальни.

В гостиной Чиун стоял у окна и изучал Нью Йорк. Не оборачиваясь, он произнес:

– Я рад, что ты с этим покончил.