Уставившись на рацию, Лукас хрипло пробормотал:

— Нет, ты не мой отец! Ты — ничто! Ты — никто!

«Сынок, запомни, что я тебе сейчас скамей. Будь мужественным... теперь тебе придется заботиться о маме и сестрах. Ты понимаешь меня? Теперь ты единственный мужчина в доме. Ты хороший мальчик, и я уверен, что ты все сделаешь правильно, тогда я смогу гордиться тобой...»

Слова, доносившиеся по рации, произносились ослабленным и каким-то металлическим голосом. Это были последние слова Чарльза Хайда, которые он успел сказать своему единственному сыну. От них у Лукаса сейчас разрывалось сердце.

«Ты хороший мальчик, и я уверен, что ты все сделаешь правильно, тогда я смогу гордиться тобой».

Лукас вскрикнул.

Это был резкий, рыдающий крик, разрезавший воздух как острый нож.

Сидевшая рядом Софи подпрыгнула. Ее глаза были расширены от ужаса.

— Лукас! Это не настоящее! Это...

Лукас мгновенным усилием стряхнул с себя наваждение и вдавил акселератор в пол. Джип рванулся вперед. В зеркале заднего вида катафалк держался за ним как приклеенный. Зловещий, ядовитый, горящий желтым светом фар.

Лукас снова и снова ударял обожженными ладонями по рулю, повторяя:

— Это трюк, это гадский трюк!

Вдруг через радиопомехи пробился еще один голос:

— ффффф... шшшшш... хххххшшшшший ниггеррррр... мммеррррртвый... нигггерррррр!..

Лукас ударил кулаком по рации. Ее лицевая панель раскололась надвое. Резкая боль пронзила руку, но он едва заметил ее. Сейчас его питала только ярость.

Казалось, катафалк поглощает эту боль и ярость как губка. Он подошел вплотную, рокоча и чуть не касаясь багажника джипа.

— Возьми руль! — прошипел Лукас Софи сквозь зубы.

— Что ты собираешься делать?! — завопила Софи, стараясь перекричать рев двигателя и хватаясь за рулевое колесо.

Лукас выхватил помповое ружье из скоб на приборной панели и проверил патронник. Ружье оказалось заряжено до упора, не меньше шести патронов. Очевидно, шериф Баум позаботился, когда выехал на операцию.

Ненавистный Лукасу голос звучал теперь со всех сторон, просачиваясь сквозь вентилятор, сквозь радиатор, сквозь щели в дверях, нарастающий, диссонирующий, неистовый.

Лукас взвел курок, резко повернулся назад и крикнул:

— Анхел, пригнись!

И выстрелил поверх головы Анхела в темноту за разбитым задним стеклом. Выстрел вспыхнул, как блиц фотографа. Воздушная волна ударила в зазубренные остатки заднего стекла и в наружный воздух.

Голос смолк.

Звук выстрела еще звенел в ушах Лукаса, когда он бросил помповое ружье к ногам, взялся за руль и подчинил себе машину.

— Кажется, достал я гадов, — пробормотал он, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце. — Точно достал.

Внезапно джип окатило волной света сверху и слева. Катафалк вышел на полосу обгона и обходил Лукаса. В боковом зеркале он был хорошо виден. Картечь проделала в радиаторе рваную дыру. Мигала фара. За рулем вырисовывался силуэт водителя.

И на лице у него были зеркальные солнцезащитные очки.

— Нет, о Господи, нет!!!

Катафалк с ревом промчался мимо джипа и вновь перестроился на прежнюю полосу. Теперь он мчался точно перед джипом. Лукас узнал катафалк того страшного дня. Дня, когда увезли отца. Овальные задние сигнальные огни. Та же хромированная облицовка. Окно в верхней трети.

И сквозь окно был виден гроб отца.

— Этого нн... не... — с ужасом выдохнул Лукас.

Внезапно крышка гроба откинулась в сторону.

— ...не мож-ж-ж-жет... не может быть...

Труп Чарльза Хайда сел и помахал рукой.