Барни посмотрел на женщину и кивнул.

Софи все еще не могла говорить. Барни показалось, что ей уже за тридцать, мужская стрижка, никакого макияжа, насквозь пропитавшаяся потом и грязью одежда... Ей явно было очень плохо, но глаза еще горели живым любопытством. Она чем-то напомнила Барни его собственную дочь. Интересно, что же натворили эти люди? Барни догадался, что они бегут от закона, но что же надо было натворить, чтобы бежать в таком отчаянии?

Потом появился чернокожий мужчина. Очевидно, он чем-то заклинил руль и прижал педаль газа свернутым ковриком, чтобы выбраться. Ввалившись в кабину, он устало отполз к стене и замер, переводя дыхание. Тем временем джип вильнул в сторону в придорожные заросли кустарника и скрылся в облаке дыма и пыли.

Еще мгновение — и тяжелый взрыв заглушил стук колес поезда.

У Барни участился пульс. Он вспомнил криминальные передачи, которые его жена любила смотреть по телевизору, — похищения людей, ограбление ювелирных магазинов, мошенничество со страховкой... Боже мой, сюда бы сейчас этих ребят с телевидения!

— Добрый вечер, — сказал наконец Барни, обращаясь к чернокожему. — Рады приветствовать вас на нашем поезде!

Лукас оглядывался вокруг, словно испуганное цирковое животное, внезапно выпущенное из привычной клетки. Его глаза тревожно блестели, одежда была насквозь пропитана потом и кровью. Барни показалось, что он серьезно болен, если не сказать больше. Вид у него был такой, будто он побывал в гигантской фритюрнице. Кожа была покрыта многочисленными волдырями от ожогов.

Парень с ружьем рванулся к своим друзьям. Несколько минут они молча сидели вместе, осматривая свои раны. Паренек что-то шепнул им насчет Барни, показывая на него рукой и, очевидно, рассказывая о его покладистости и полном миролюбии.

Наконец к машинисту подошел Лукас и заговорил с ним, все еще тяжело дыша:

— Держите разумную скорость — ничего сверх нормы — и постарайтесь экономить топливо. Главное, держите поезд в движении.

— Могу я задать один вопрос?

— Давайте.

— От кого вы так бежите, люди?

Лукас вытер губы тыльной стороной ладони и тяжело вздохнул. Похоже, у него была горячка.

— Это сложно... — начал он и вдруг улыбнулся болезненной, усталой улыбкой.

— Чего это вы? — поинтересовался старик.

— Да ничего, — ответил Лукас. — Просто вспомнил, что сказал один покойник по рации. Мелвил его звали. Он тоже думал, что все это чертовски сложно.

Впервые за весь этот долгий кошмар Лукас точно знал, что он должен делать. Взяв помповое ружье, он подошел к машинисту.

— Можно задать вам очень простой вопрос?

Барни удивленно приподнял одну бровь и приготовился слушать.

— Могу я доверять вам? — спросил Лукас.

— Ну, это зависит...

— От чего?

— От того, в чем вы мне хотите довериться.

Теребя мочку уха, Лукас сказал:

— Хорошо, могу я быть уверенным в том, что вы продолжите движение по маршруту, пока мы будем находиться в хвостовом вагоне?

Обернувшись к Лукасу, Барни серьезно посмотрел на него:

— Да, сэр, в этом вы мне можете довериться.

Еще несколько секунд Лукас продолжал смотреть в глаза старого машиниста. Было в нем что-то трогательно детское. Своим необычным мягким выражением глаз он напомнил Лукасу его дядюшку Вилли. Почти пятьдесят лет он прожил на ранчо неподалеку от Хьюстона, занимаясь разведением лошадей.