Неожиданно позади него что-то громко захлопало. Лукас подпрыгнул чуть не на шесть дюймов и обернулся. Софи вместе с Анхелом зажигала аварийные шашки, втыкая их в гравий обочины.
— Что это ты так дергаешься, а? — сам себя тихо спросил Лукас. — Очко играет?
И тут же вздрогнул от другого звука. Он доносился из «камаро». Сдавленный и нечленораздельный, он напоминал вой раненого зверя. Подойдя к водительской дверце, Лукас почувствовал запах протухшего бекона и еще чего-то странного, похожего на горелую резину.
Внезапно дверь распахнулась.
Лукас отшатнулся и, оступившись, грохнулся на гравий.
Острые камешки прорвали штаны и больно вонзились в ягодицы.
То, что вырвалось из автомобиля и промчалось мимо Лукаса, уже не было человеком. Это был сгусток смертельной боли и дергающихся конечностей. Изо рта этого существа вылетал пронзительный визг, оно бежало к грузовику, руки его болтались плетьми, с губ свисала струйка кровавой слюны.
— Бе... бе... бежать!.. бежать!!!
Карабкаясь по лесенке в кабину грузовика, парень пытался что-то сказать, но исторгаемые им звуки, перемежавшиеся с воплями боли и конвульсивными подергиваниями, были совершенно нечленораздельными. Добравшись до пассажирской дверцы, он схватился за ручку, но покрытые кровью руки скользнули, и Мелвил, оставляя липкие кровавые следы крови на черном металле, свалился на гравий, корчась от невыносимой боли.
Странное дело, но Лукасу показалось, что как только парень перестал бежать, боль резко усилилась.
— Бе... бе... бежать... бежать... бежать!.. бежать!!!
Он корчился и бился в конвульсиях, простирая руки к небу, словно моля о пощаде. Его грудь тяжело вздымалась. Казалось, он задыхался. Широко раскрытые глаза выражали немыслимое страдание. Кровавая пена стекала на подбородок, расцвечивая светлую футболку яркими малиновыми пятнами.
— Бе... бе... бежать... бежать!!! бежать!!! бежа-а-ать!!!
Насмерть перепуганные Софи и Анхел, прижавшись к переднему бамперу грузовика, не могли отвести глаз от ужасного зрелища. И только крик Лукаса вывел их из оцепенения.
— Вызовите «скорую»! Спасателей! Хоть кого-нибудь!!! — кричал он, поднимаясь с гравия рядом с распахнутой дверью «камаро».
Тут Мелвил издал еще более ужасный, полный страшной боли и отчаяния вопль, словно его било током высокого напряжения. Кое-как встав на четвереньки, он пополз прочь от грузовика в сторону высокой придорожной травы.
Но уже через мгновение упал снова, скрючившись и бессильно разевая рот в беззвучном крике.
Лукас подбежал к нему, крича на ходу:
— Что с тобой, браток?! Что случилось?!
Но Мелвил уже не мог издать ни звука. Невидимый мучитель уничтожал его изнутри. Он попытался подняться, но сумел только встать на колени. Поднеся руки к лицу, он вцепился пальцами в собственные глазницы, как человек вцепляется в больной зуб, словно пытаясь вырвать его. Мгновение — и глазные яблоки оказались у него в ладонях, струи крови хлестнули по щекам, перекошенный от боли рот издавал безумный пронзительный вой.
— Мелвил! — Лукас придвинулся ближе. — Что ты делаешь?!
Но Мелвил уже ничего не слышал и не чувствовал.
Лукас внезапно вспомнил, как однажды нечаянно наехал задним ходом на немецкую овчарку у складов «Игл фудз» в Санта-Монике. Тяжелые задние колеса раздавили собаке голову, но несчастное животное еще три минуты с жалобным визгом ползло рядом с грузовиком. Самые долгие три минуты в жизни Лукаса.
До сегодняшнего дня.
Лукас решил действовать. Склонившись над Мелвилом, он попытался отвести его руки от лица — и чуть не вскрикнул: руки были невероятно горячими, словно раскаленные щипцы для клеймения скота. |