— Он дал тебе понять, что его чувство серьезно?

— Я не хочу говорить о нем с тобой. По правде говоря, мне сейчас больше нечего тебе сказать, Фабиус, кроме того, что я уже сказала: я подумаю о твоем предложении выйти за тебя замуж. Оно, конечно же, очень лестно для меня!

Она произнесла это очень иронично, но маркиз Рэгстонтон вдруг разулыбался.

— Я намеревался говорить с тобой совсем иначе.

— Да что ты говоришь!

— Я хотел украсить мое предложение цветами и голубыми лентами. Но дело в том, что я в таких вещах мало что смыслю.

— А я слышала совсем другие отзывы от тех леди, которых ты удостаивал своим вниманием!

— Ну, это немного другое.

— А что, разве нельзя думать о любви и браке одновременно? — тихо спросила Юдит.

— Не то чтобы нельзя, — признался маркиз, — но неразумно. Ты не хуже меня знаешь, Юдит, что жизнь не похожа на любовный роман.

— Я любила Богрейва… Я безумно его любила!

— Возможно, это было то исключение, которое лишь подтверждает правило, — согласился он. — Но неужели ты думаешь, что твоя любовь, твое увлечение, или что там это было, осталось бы неизменным? Мы оба знаем, каким был Богрейв.

Леди Уолден ничего не сказала. Она вспоминала необузданного, бесшабашного молодого человека, за которого вышла замуж. В то время они оба были почти детьми, и их совместная жизнь была чередой отчаянных выходок и приключений.

А потом Богрейв Уолден купил себе офицерский патент в модном кавалерийском полку, потому что жаждал таких острых ощущений, которых она не могла ему дать. А спустя полгода после вступления в армию погиб.

— Вот видишь, — негромко проговорил маркиз, словно подслушав ее мысли, — разумно заключенный брак обеспечил бы тебе чувство надежности. И у тебя был бы муж, который заботился бы о тебе и защищал тебя. Я все это буду делать, Юдит.

— Я верю тебе. — Она вдруг стала совершенно серьезной. — Но в то же время разве ты никогда не любил так сильно какую-нибудь женщину, чтобы захотеть жениться на ней, Фабиус?

— Нет.

— Но ведь у тебя было много любовных связей!

— Не так много, как мне приписывают сплетники, — ответил маркиз, — но достаточно, чтобы знать: то, что люди называют любовью, — преходящее состояние, которое обычно быстро минует.

— Это действительно так? — не поверила ему она.

Отойдя от него, Юдит стала смотреть на залитый солнцем сад. Под деревьями уже расцвели желтые нарциссы, и вот-вот должны были распуститься многочисленные кустарники.

На фоне темной зелени сада силуэт молодой женщины казался особенно изящным и женственным. Любуясь ее золотистыми волосами и нежными чертами лица, маркиз вдруг с неожиданной проницательностью понял, что Юдит никогда не удовлетворится только почетным местом в аристократическом обществе, каким бы значительным это место ни было.

Как и все женщины, она мечтала о любви, — о любви, которая не сводится только к страсти, к плотскому желанию. Она мечтала о такой любви, которую он не мог ей дать.

Казалось, недолгое раздумье помогло Юдит найти решение тем сомнениям, которые ее одолевали, и она быстро отвернулась от окна и снова заговорила с маркизом.

— Ты прав, Фабиус, — признала она. — Мне действительно нужна надежность, и я намерена подождать и услышать, что мне сегодня вечером скажет герцог.

— Сегодня вечером? — переспросил маркиз.

— Он придет обедать.

— В этом случае я, конечно, подожду до завтра.