Маркиз Рэкстон великолепно правил лошадьми — среди друзей он считался «коринфийцем», так что мог справиться с самыми непослушными и горячими животными.
Кипя от ярости, он пустил свою четверку по дороге, соединявшей два поместья, с такой скоростью, что грум посмотрел на него с откровенным изумлением.
Лошади миновали ворота Рэкстона и понеслись по дубовой аллее так стремительно, что могло показаться, будто легкий фаэтон буквально летит по воздуху.
Они уже заканчивали короткий подъем, за которым начинался крутой спуск в долину, где стоял Рэкстон-хауз, но, когда фаэтон вылетел на самый верх, маркиз вдруг увидел на аллее впереди одинокую фигурку.
Это была женщина — и она стояла спиной к мчащимся лошадям!
Фаэтон ехал настолько быстро, что маркизу только оставалось попытаться в самый последний момент повернуть лошадей и пустить их по поросшей травой обочине. Он резко натянул вожжи — и при этом громко окликнул женщину, приказывая ей посторониться.
Она повернула к нему изумленное лицо, когда лошади были уже совсем близко от нее. И хотя маркизу нечеловеческим усилием удалось отвернуть животных в сторону, от неожиданности незнакомка потеряла равновесие, поскользнулась — и колесо задело ее.
Маркиз остановил лошадей и посмотрел назад, туда, где на дороге лежало неподвижное женское тело.
— О боже! — воскликнул он. — Кажется, я ее убил!
Глава вторая
Грум бросился вперед схватить лошадей под уздцы, а маркиз выпрыгнул из фаэтона и поспешил по аллее туда, где лежала попавшая под колесо женщина.
Приблизившись к ней, он увидел, что она очень молода. Колесо ударило ее в левый бок, на лбу была кровь, белая блузка странного покроя разорвалась, и обнажилось плечо, из раны обильно текла кровь.
Маркиз наклонился, одновременно доставая из кармана дорожного сюртука чистый носовой платок. Потом, поняв, что девушка лежит без сознания, он посмотрел сначала на фаэтон, а потом на расстояние, остававшееся до дома. Оно было невелико, и он решил, что понесет ее на руках.
Он смутно помнил, что если у человека есть внутренние повреждения, то его опасно трясти и даже просто двигать, — но не мог оставить раненую девушку лежать на дороге.
Она была маленькая и худенькая, а на руках ее можно было переправить в дом с большей осторожностью, чем на фаэтоне, — тем более что при этом ему еще пришлось бы править горячими и испуганными лошадьми.
Маркиз очень бережно поднял беспомощную фигурку на руки. Она показалась ему невероятно легкой.
— Поезжай на фаэтоне домой, Джим, — приказал он груму, который наблюдал за ним от экипажа. — И скажи прислуге в доме, что произошел несчастный случай.
— Слушаюсь, милорд, — ответил грум и в следующую секунду уже покатил по аллее.
Медленно и осторожно маркиз направился следом за ним.
Шагая к дому, он взглянул на свою ношу и только теперь заметил, что, несмотря на кровоточащую ссадину на лбу, девушка необычайно хороша собой, но красота ее довольно странная и непривычная.
У нее была черные волосы — такие длинные, что маркиз решил, что они должны спускаться ниже талии. Закрытые глаза были окружены идеальной формы полумесяцами из длинных темных ресниц, казавшихся еще более яркими на фоне молочно-белой кожи.
На англичанку она была не похожа… И тут маркиз взглянул на ее наряд и понял, в чем дело.
Девушка, которую сбил его фаэтон, оказалась цыганкой!
На ней была характерная пышная ярко-красная юбка, надетая, как решил маркиз, поверх нескольких нижних юбок. Кроме того, на девушке был черный корсаж, зашнурованный спереди, тонкую талию обвивал широкий пояс, а у вышитой блузки был довольно большой вырез и отсутствовали рукава.
Он всегда считал, что цыгане должны быть грязными и дурно пахнуть — но от девушки, которую он нес на руках, исходил восхитительный слабый аромат каких-то восточных благовоний — видимо, они были нанесены на ее волосы. |