Как и ожидал маркиз, девушка оказалась очень способной и сообразительной ученицей и запоминала все просто мгновенно. Ее феноменальная память и здесь оказалась очень кстати: ей достаточно было один раз что-нибудь услышать, и она уже никогда не забывала выполнить это указание с поистине идеальной точностью.

Но что доставило маркизу особое удовольствие, так это то, что, хотя Коллингтон и взял на себя роль главного режиссера, Савийя постоянно обращалась к нему самому — не только за подтверждением сказанного, но и желая услышать его одобрение.

Он поймал себя на том, что с нетерпением ждет каждого робкого, но в то же время доверчивого взгляда, который она устремляла на него.

Казалось, Савийя решила, что он обладает большим авторитетом, нежели Коллингтон, и, более того, ценила его мнение гораздо выше, чем мнение остальных.

А ведь Коллингтон буквально захлебывался от восторга, осыпая ее похвалами!

— Она просто великолепна! — повторял он снова и снова. — Никто и никогда не поверил бы, что она — цыганка, а не отпрыск самого что ни на есть аристократического семейства! Она — живое подтверждение наших слов о том, что настоящую леди делает не голубая кровь, а воспитание и образование.

— И чуткость, — добавил маркиз.

— Конечно, — сразу же согласился его друг. — Савийя необычайно чутка и восприимчива ко всему, что делается и говорится рядом с ней.

— Вы — прирожденная актриса, — сказал как-то девушке маркиз, на что та ответила:

— По-моему, хорошая игра определяется тем, что исполнитель пропускает свою роль не только через голову, но и через сердце. Танцовщица должна глубоко переживать те чувства, которые передает в танце, так что, наверное, мне это дается легче, чем другим, не занимавшимся исполнительским искусством.

Эта слова Савийи подали маркизу мысль попытаться провести сэра Элджернона еще один раз — и этот план касался только его самого и Савийи, а не Чарльза Коллингтона.

Все заметно облегчалось тем — Савийя сообщила ему это с нескрываемым изумлением, — что ее отец перестал возражать против того, чтобы она приходила к маркизу домой, — и это несмотря на то, что ему стало известно о его приезде! Более того, он одобрил их план, по которому Савийе предстояло сыграть роль русской аристократки.

— А почему ваш отец изменил свое отношение ко мне? — спросил маркиз.

— Не знаю, — ответила Савийя. — Я ожидала, что он рассердится и запретит мне принимать участие в вашем маскараде, но мой рассказ его только позабавил, и он велел мне постараться сыграть мою роль, чтобы вы выиграли ваше пари.

Немного помолчав, она добавила:

— Мне кажется, он отнесся к этому так же, как к выступлениям в частных театрах Москвы и Санкт-Петербурга.

— Вы там выступали? — заинтересовался маркиз.

— Только чуть-чуть, — призналась она. — Среди цыганок, живущих в этих городах, огромное количество знаменитых танцовщиц и певиц. Мне иногда давали небольшие роли, но не из-за того, что я особо хорошо с ними справлялась, а исключительно благодаря репутации моей матери. — Мне бы хотелось, чтобы вы мне обо всем рассказали! — сказал тогда маркиз.

Однако они были настолько заняты приготовлениями к приезду сэра Элджернона Гиббона, что времени для продолжения разговора на эту интересную тему у них не нашлось.

Хобли закончил сложный узел на белом накрахмаленном галстуке маркиза и отступил на пару шагов, чтобы оценить свое произведение. При этом он сказал:

— Думаю, мне следует сказать вам, милорд, что мистера Джетро видели в деревне.

— Когда? — резко спросил маркиз.