Корабль чуть не потерпел крушение, и, хотя Зиндело наслаждался бурной стихией, он не мог не заметить, что его жена, которая прежде никогда не бывала в море, испытывала немалые страдания — не только из-за морской болезни, но и потому, что страшно тревожилась за их малютку.
К тому моменту, когда корабль пристал в Абердине Груша впала в полную прострацию.
Она всегда была легко возбудимой и нервной, а долго прожив в России, она стала склонной к меланхолии и подавленности, не свойственным другим женщинам. К тому моменту, когда цыгане ступили на шотландскую землю, Зиндело был отчаянно встревожен состоянием жены и ребенка.
Во время плаванья малышка отказывалась от еды и питья и поэтому страшно похудела и ослабела.
Груша безумно тревожилась и настолько сильно переживала за ребенка, что у нее начался жар.
Они разбили лагерь неподалеку от берега моря. Воздух был прохладный, но бодрящий, и вскоре остальные цыгане почувствовали себя лучше и начали живо интересоваться всем, что видели вокруг.
На болотистых равнинах водилось огромное количество всякой дичи, так что, когда над кострами забулькала горячая похлебка со свежим мясом, все снова принялись смеяться и петь.
Но Груше становилось все хуже, а малютка слабела.
— Как-то вечером я сидел около нашего шатра, погруженный в глубокое отчаяние, — рассказывал вайда. — И тут ко мне подошел один цыган и сказал, что со мной хочет поговорить какая-то женщина.
Она стояла в густой тени, под деревьями, и явно старалась держаться подальше от света, который отбрасывали наши костры.
Когда я подошел поближе, то увидел немолодую женщину с резкими чертами лица.
«Мне надо поговорить с вами об одном деле, — сказала она мне. — Но только нас никто не должен слышать».
Мы отошли немного подальше, где тень от деревьев была настолько густой, что трудно было хоть что-то увидеть.
«В чем дело?» — осведомился я.
Мне пришло в голову, что она собирается попросить, чтобы ей предсказали судьбу. Именно с такой целью большинство женщин обращается к цыганам, в какой бы части мира мы ни оказывались.
«Я много лет знаю цыган, — сказала незнакомка. — И несмотря на все свои недостатки, они всегда добры к своим детям и всегда остаются хорошими родителями. Я хотела бы, чтобы вы взяли эту девочку и воспитали ее, как свою».
Мне в жизни приходилось выслушивать немало самых странных просьб, но эта просто ни на что не походила!
«Извините, — сказал я ей, — но мы — настоящие романа. Нам не нужны дети других людей, и мы не крадем их, несмотря на слухи, которые о нас распускают».
«Если вы не возьмете эту девочку, — сказала женщина-шотландка, — она умрет!»
«Почему? Чем она больна?» — спросил я.
«Ее хотят убить!»
Я недоверчиво посмотрел на нее.
«Это правда! — сказала она, увидев по моим глазам, что я ей не поверил. — Это — ребенок аристократа, но мать бедной малышки умерла при родах, и ее отец взял себе новую жену».
— Она говорила настолько убедительно, — добавил вайда, — что я поверил в то, что ее слова — правда.
«И кто же хочет смерти этого ребенка?» — спросил я.
«Мой господин женился во второй раз. Эта женщина твердо решила заполучить его, хотя на могилке моей бедной госпожи еще трава не успела вырасти! — ядовито проговорила старая шотландка. — А теперь она сама разрешилась от бремени, и ребеночек у нее недоношенный. Это — девочка, и ей сказали, что других детей у нее уже не будет».
«И это — большая трагедия? — полушутливо спросил я. |