Потом я повернулся обратно и у меня отвисла челюсть.

 Вот та самая площадка.

 Вот дверь в гарем, в нарушение всех мусульманских традиций украшенная изображениями постельных сцен. Я ее хорошо запомнил.

 Вот два мертвяка лежат, они этот гарем охраняли.

 Вот изразцовая плитка, отколотая в форме полумесяца и заклееная скотчем. Ее я запомнил специально.

 А где же дверь в сокровищницу?

 Я обернулся на своих спутников и увидел на их лицах такое же выражение, какое, наверное, было и у меня.

 Удивление и недоумение.

 Вдалеке снова послышались выстрелы, и мы замерли.

 На этот раз перестрелка была долгой.

 Сначала поливали одновременно несколько автоматов, и я понял, что это воины Аллаха не жалеют патронов, за которые заплатил их хозяин. Потом раздался взрыв, после которого захлопали пистолетные выстрелы. Потом еще два взрыва, снова автоматные очереди, затем что-то вроде нестройного «аллах акбар», потом опять бешеная стрельба, и наконец все стихло.

 Мы переглянулись, и Генри недовольно покрутил головой.

 - Похоже, мы остались одни, - сказал он.

 - Возможно, - подтвердил я и, повернувшись к той стене, где еще вчера была дверь в сокровищницу, указал на нее пальцем и спросил: - А вот это как понимать?

 Генри нахмурился и, оторвавшись от невеселых мыслей о неизвестной, но наверняка горестной судьбе своих боевых товарищей, посмотрел на стену.

 Потом он достал сигареты и, закурив, ответил:

 - Сейчас посмотрим.

 И стал внимательно изучать стену.

 Следя за его действиями и прислушиваясь к тому, что происходило в отдалении, мы тоже закурили, но не успели сделать и по две затяжки, как Генри выпрямился, повернулся к нам и сказал:

 - Все ясно. Мы это уже проходили. Здесь меняется вся стена. Та, в которой есть дверь, уезжает, а на ее место встает эта, сплошная. Поэтому и швов никаких не видно. Только обычные стыки с полом, потолком и другими двумя стенами.

 Я оглядел стену.

 Высота - около трех метров, в ширину - метра четыре, а толщина…

 И, будто угадав мои мысли, Генри сказал:

 - В толщину эта плита не меньше метра, но это - фикция. Внутри она пустая, потому что если бы она была монолитная, то весила бы…

 Он задумался, а Наташа быстро сказала:

 - Около тридцати тонн.

 Генри удивленно посмотрел на нее и спросил:

 - Правда? Это ты в уме посчитала?

 Наташа пренебрежительно хмыкнула и, затянувшись, ответила:

 - Это только вы, тупые американцы, без калькулятора не можете треху от десятки отнять. А мы, продвинутые европейцы…

 - Все, сдаюсь, - Генри поднял руки, - прости глупого негра.

 Он повернулся ко мне и закончил:

 - Тридцать тонн. Да ее хрен провернешь даже с соответствующим механизмом. Тут ведь нужен такой же противовес, значит, получается уже шестьдесят… В общем, сейчас мистер Генри Хасбэнд скажет волшебное слово, и этот Сезам откроется как миленький.

 Он скинул на пол рюкзак и, присев около него на корточки, стал доставать какие-то брикеты, пакеты и, как я понял, взрыватели.

 При этом он увлеченно бормотал себе под нос:

 - … так, возьмем этот хорошенький пластилинчик и налепим его сюда вот так… колечком… а теперь лучики сделаем, как у солнышка… ах, какое красивое солнышко получилось… а чтобы оно поярче светило, засунем сюда…

 И он прилепил к метровым лучикам этого солнышка, сделанного из пластичной взрывчатки, длинные узкие брикеты и испортил этим всю картину.

 Отойдя на шаг, он полюбовался своей работой и сказал:

 - А теперь - вот это.