За мужским же товаром по-прежнему идут ко мне: за охотничьим
бархатом, ливреями, не говоря уже о фланели и мольтоне; и тут-то уж я ему
не уступаю, у меня выбор куда богаче... Но он явно хочет досадить мне, не
зря он расположил отдел сукон напротив моих окошек. Ты ведь видела его
витрины? Он нарочно выставляет в них готовые наряды и сукна целыми штуками
- как ярмарочный зазывала, приманивающий девок... Право, я сгорел бы - от
стыда, если бы стал прибегать к подобным средствам! Вот уже сто лет, как
"Старый Эльбеф" всем известен, и у его двери никогда не было никаких
ловушек. Пока я жив, лавка останется такой же, какой я ее получил, с
четырьмя штуками образцов справа и слева, - и только!
Волнение постепенно захватило всю семью. Наконец Женевьева отважилась
прервать наступившую было паузу:
- Наши покупатели нас любят, папа. Не надо терять надежду... Еще
сегодня приходили госпожа Дефорж и госпожа де Бов. Я жду и госпожу Марти,
ей нужна фланель.
- Я принял вчера заказ от госпожи Бурделе, - вставил Коломбан. -
Правда, она говорила, что английский шевиот продается напротив на десять
су дешевле и будто бы не уступает нашему.
- И подумать только, что мы знали этот торговый дом, когда он был
величиною с носовой платок! - уныло заметила г-жа Бодю. - Поверишь ли,
дорогая Дениза, когда Делезы основали фирму, у них была всего-навсего одна
витрина на улице Нев-Сент-Огюстен, - нечто вроде стенного шкафа, где едва
хватало места для двух-трех штук ситца и коленкора. В лавке невозможно
было повернуться, до того она была тесна... А "Старый Эльбеф" в ту пору
насчитывал свыше шестидесяти лет и уже был таким, каким ты видишь его
сегодня... Ах, все изменилось, и как изменилось-то!
Она покачала головой, в ее медлительной речи звучала вся трагедия ее
жизни. Она родилась в "Старом Эльбефе" и любила в нем все, вплоть до его
сырых камней: она жила только им и для него. Некогда она гордилась этим
торговым домом, самым солидным в квартале, с самой большой клиентурой;
теперь же она бесконечно страдала, видя, как мало-помалу разрастается
соперничающее предприятие, которым сначала все пренебрегали, пока оно не
окрепло и наконец не стало главенствовать и угрожать соседям. Это было для
нее вечно открытой раной; она умирала от унижения "Старого Эльбефа" и,
подобно ему, жила только по инерции, сознавая, что агония лавки будет ее
собственной агонией и что она умрет в тот самый день, когда лавка
закроется.
Наступило молчание. Бодю пальцами выбивал на клеенке барабанную дробь.
Он устал и даже досадовал на то, что опять позволил себе отвести душу. Но
вся семья продолжала уныло вспоминать и перетряхивать свои невзгоды.
Никогда-то им не улыбалось счастье! Дети подросли, родители стали было
сколачивать состояние, и вдруг началась конкуренция, а с нею - разорение.
К тому же надо было содержать еще дом в Рамбуйе, деревенский дом, куда
суконщик вот уже десять лет мечтал удалиться на покой. |