Сквозь запотевшие
стекла все это представало в виде какого-то хаоса огней, точно некая
причудливая фабрика. За дождевой завесой зрелище это казалось далеким,
призрачным и похожим на гигантскую топку, где на фоне багрового пламени
котлов мелькают черные тени кочегаров. Витрины тонули во мраке: там можно
было различить теперь только снег кружев, белизну которых оживлял матовый
свет газовых рожков; а в глубине этой часовни мощно вздымались готовые
наряды, и чудесное бархатное манто, отделанное серебристой лисицей,
казалось силуэтом великолепной безголовой женщины, которая под проливным
дождем, в таинственных парижских сумерках спешит на бал.
Зачарованная, Дениза подошла к самой двери, не замечая, что на платье
ее попадают брызги дождя. В этот ночной час "Дамское счастье", сверкавшее,
как раскаленный горн, окончательно покорило девушку. В большом городе,
почерневшем и притихшем под дождем, в этом неведомом ей Париже оно горело,
как маяк, оно казалось ей единственным светочем и средоточием жизни. Она
замечталась о будущем, о службе в этом магазине. Ей придется много
работать, чтобы вырастить детей, но будет в ее жизни и нечто другое, - она
еще не знала, что именно, - что-то еще далекое, но она уже трепетала и от
страха перед ним, и от желания, чтобы оно поскорее свершилось. Денизе
вспомнилась женщина, умершая во время закладки здания. Ей стало страшно:
огни показались ей кровавыми, но мгновение спустя белизна кружев успокоила
ее, надежда и радостная уверенность завладели ее сердцем; а тем временем
дождевая пыль обдавала холодом ее руки и умеряла лихорадочное возбуждение,
вызванное переездом в столицу.
- Это Бурра, - сказал чей-то голос за ее спиной.
Наклонившись, она увидела, что Бурра неподвижно стоит на улице, перед
витриной, где она утром заметила целое сооружение из зонтов и тростей.
Старик стоял в тени, поглощенный созерцанием победоносной выставки
"Дамского счастья"; лицо его было скорбно; он даже не замечал дождя,
который хлестал его непокрытую голову и струйками сбегал с седых волос.
- Какой дурак, - заметил голос, - ведь он простудится.
Дениза обернулась и увидела, что все семейство Бодю снова стоит за ее
спиной. Как и Бурра, которого они считали дураком, они то и дело невольно
возвращались к созерцанию этого зрелища, раздиравшего им сердце. Это было
какое-то самоистязание. Женевьева сильно побледнела: она убедилась, что
Коломбан любуется тенями продавщиц, мелькающими в окнах второго этажа;
Бодю старался подавить в себе вновь вспыхнувшую злобу, а глаза его жены
наполнились безмолвными слезами.
- Так, значит, завтра ты туда отправишься? - спросил наконец суконщик:
его мучила неуверенность; он чувствовал, что племянница, как и все другие,
покорена.
Она замялась, потом кротко сказала:
- Да, дядя, если только это вас не очень огорчит.
2
На следующий день в половине восьмого Дениза стояла перед "Дамским
счастьем". Она решила сначала явиться туда, а потом уж проводить Жана к
его хозяину, который жил далеко, в верхней части предместья Тампль. |