Касса сообщалась с другой
комнатой, заваленной зелеными папками, где десяток служащих проверяли
накладные. Дальше был еще отдел - стол расчетов; здесь шестеро молодых
людей, склонясь над черными конторками, заваленными множеством реестров,
подытоживали ведомости проданных товаров и вычисляли проценты,
причитающиеся продавцам. Учет этот, возникший совсем недавно, был еще не
вполне налажен.
Муре и Бурдонкль прошли через кассу и отдел контроля. При появлении их
в расчетном отделе молодые конторщики, весело точившие лясы, вздрогнули от
неожиданности. Муре, ни единым словом не выказав своего неудовольствия,
стал объяснять систему премий, которые он решил выплачивать за каждую
ошибку, обнаруженную в чеках. Когда Муре вышел, все служащие, забыв о
шутках, словно пришпоренные, лихорадочно принялись за работу в надежде
обнаружить ошибку.
Спустившись этажом ниже, в магазин, Муре направился прямо к кассе N_10,
где Альбер Ломм в ожидании покупательниц полировал себе ногти. В магазине
стали открыто поговаривать о "династии Ломмов", с тех пор как г-жа Орели,
заведующая отделом готового платья, устроила своего мужа на должность
главного кассира, а потом добилась, чтобы одну из касс розничной продажи
поручили ее сыну, долговязому юноше, бледному и развратному, который не
мог удержаться ни на одной службе и доставлял матери немало хлопот. В
присутствии молодого человека Муре, однако, почувствовал себя неловко: он
считал, что не следует компрометировать себя, выступая в качестве
жандарма; как в силу своей натуры, так и по тактическим соображениям он
предпочитал являться в роли благосклонного божества. И он тихонько
подтолкнул локтем Бурдонкля, блюстителя порядка: налагать кары обычно
поручалось ему.
- Господин Альбер, - строго сказал Бурдонкль, - вчера вы опять
перепутали адрес, и покупку не удалось доставить на дом. Это совершенно
недопустимо.
Кассир стал оправдываться и призвал в свидетели рассыльного, который
завертывал покупку. Этот рассыльный, по имени Жозеф, также принадлежал к
династии Ломмов: он был молочным братом Альбера и получил место благодаря
той же г-же Орели. Кассир хотел, чтобы Жозеф свалил вину на
покупательницу, но тот замялся, теребя бородку, непомерно удлинявшую его и
без того длинное рябое лицо: совесть бывшего солдата боролась в нем с
признательностью к покровителям.
- Оставьте Жозефа в покое, - вспылил наконец Бурдонкль. - И вообще
поменьше возражайте... Счастье ваше, что мы так ценим безупречную работу
вашей матушки!
В этот момент подбежал старик Ломм. Из его кассы, расположенной у
двери, была видна касса сына, находившаяся в отделе перчаток. У совершенно
седого, отяжелевшего от сидячей жизни Ломма было дряблое, невзрачное лицо,
как бы потускневшее от блеска денег, которые он непрерывно считал. |