У Муре, при всей его лощеной любезности, прорывалась иногда
грубость торгаша-еврея, продающего женщину за золото: он воздвигал ей
храм, обслуживал ее целым легионом продавцов, создавал новый культ; он
думал только о ней и без устали искал и изобретал все новые обольщения; но
затем, опустошив ее карманы, измотав ее нервы, он за ее спиной проникался
к ней затаенным мужским презрением - как мужчина, которому женщина имела
глупость отдаться.
- Обеспечьте себя женщинами, и вы продадите весь мир! - шепнул он
барону с задорным смешком.
Теперь барону все стало ясно. Достаточно было нескольких фраз,
остальное он угадал. Эта изящная эксплуатация женщины возбуждала его, она
оживила в нем былого прожигателя жизни. Он подмигивал с понимающим видом,
приходя в восторг от изобретателя новой системы пожирания женщин. Ловко
придумано! И все же, как и Бурдонкль, он сказал - сказал то, что
подсказывала ему стариковская опытность:
- А знаете, они ведь свое наверстают.
Но Муре презрительно пожал плечами. Все они принадлежат ему, все они
его собственность; он же не принадлежит ни одной. Добившись от них
богатства и наслаждений, он вышвыривает их на помойку - и пусть подбирают
их те, кому они еще могут понадобиться. Это было вполне осознанное
презрение, свойственное южанину и дельцу.
- Итак, сударь, - спросил он в заключение, - хотите быть заодно со
мной? Считаете ли вы возможным сделку с земельными участками?
Барон был почти побежден, однако колебался взять на себя подобное
обязательство. При всем восхищении, которое понемногу овладевало им, он в
глубине души не переставал сомневаться. Он уже собирался дать уклончивый
ответ, как вдруг дамы стали настойчиво звать к себе Муре, и это выручило
барона из затруднения. Сквозь легкий смешок послышались голоса:
- Господин Муре, господин Муре!
А так как Муре, досадуя, что его прерывают, делал вид, будто не слышит,
г-жа де Бов поднялась и подошла к двери:
- К вам взывают, господин Муре... Не очень-то любезно с вашей стороны
уединяться по углам для деловых разговоров.
Тогда он покорился и притом с такой готовностью и восхищением, что это
изумило барона. Они встали и прошли в большую гостиную.
- Сударыни, я всегда к вашим услугам, - сказал Муре, улыбаясь.
Он был встречен радостными восклицаниями. Ему пришлось подойти к дамам
- они давали ему место в своем кружке. Солнце зашло за деревья сада, день
угасал, прозрачные тени мало-помалу наполняли обширную комнату. Это был
тот разнеживающий час сумерек, те минуты тихой неги, которые наступают в
парижской квартире, когда уличный свет умирает, а слуги еще только
начинают зажигать лампы. Господа де Бов и Валаньоск все еще стояли у окна,
и их силуэты ложились на ковер расплывчатыми тенями; г-н Марта, скромно
вошедший несколько минут тому назад, неподвижно застыл в последних бликах
света, проникавшего через другое окно. Всем бросился в глаза его жалкий
профиль, узкий, но опрятный сюртук, его лицо, побледневшее от непрерывных
занятий с учениками и вконец расстроенное разговором дам о туалетах. |