|
"Быть может, если мертвые тела убраны, мы примемся за поэтов? Как вы думаете? Кстати, о мертвых телах. Вам никогда не приходило в голову, что лермонтовский "знакомый труп" -- это безумно смешно, ибо он собственно хотел сказать "труп знакомого", -- иначе ведь непонятно: знакомство посмертное контекстом не оправдано". "У меня всё больше Тютчев последнее время ночует". "Славный постоялец. А как вы насчет ямба Некрасова -- нету на него позыва?" "Как же. Давайте-ка мне это рыданьице в голосе: загородись двойною рамою, напрасно горниц не студи, простись с надеждою упрямою и на дорогу не гляди. Кажется, дактилическую рифму я сам ему выпел, от избытка чувств, -- как есть особый растяжной перебор у гитаристов. Этого Фет лишен". "Чувствую, что тайная слабость Фета -- рассудочность и подчеркивание антитез -- от вас не скрылась?" "Наши общественно настроенные олухи понимали его иначе. Нет, я всё ему прощаю за прозвенело в померкшем лугу, за росу счастья, за дышащую бабочку". "Переходим в следующий век: осторожно, ступенька. Мы с вами начали бредить стихами рано, неправда-ли? Напомните мне, как это всё было? "Как дышат края облаков"... Боже мой!" "Или освещенные с другого бока "Облака небывалой услады". О, тут разборчивость была бы преступлением. Мое тогдашнее сознание воспринимало восхищенно, благодарно, полностью, без критических затей, всех пятерых, начинающихся на "Б", -- пять чувств новой русской поэзии". "Интересно, которому именно вы отводите вкус. Да-да, я знаю, есть афоризмы, которые, как самолеты, держатся только пока находятся в движении. Но мы говорили о заре... С чего у вас началось?" "С прозрения азбуки. Простите, это звучит изломом, но дело в том, что у меня с детства в сильнейшей и подробнейшей степени audition colore'e. "Так что вы могли бы тоже -- -- ". "Да, но с оттенками, которые ему не снились, -- и не сонет, а толстый том. К примеру: различные, многочисленные "а" на тех четырех языках, которыми владею, вижу едва ли не в стольких же тонах -- от лаково-черных до занозисто серых -- сколько представляю себе сортов поделочного дерева. Рекомендую вам мое розовое фланелевое "м". Не знаю, обращали ли вы когда-либо внимание на вату, которую изымали из майковских рам? Такова буква "ы", столь грязная, что словам стыдно начинаться с нее. Если бы у меня были под рукой краски, я бы вам так смешал sienne bru^le'e и сепию, что получился бы цвет гутаперчевого "ч"; и вы бы оценили мое сияющее "с", если я мог бы вам насыпать в горсть тех светлых сапфиров, которые я ребенком трогал, дрожа и не понимая, когда моя мать, в бальном платье, плача навзрыд, переливала свои совершенно небесные драгоценности из бездны в ладонь, из шкатулок на бархат, и вдруг всё запирала, и никуда не ехала, несмотря на бешенные уговоры ее брата, который шагал по комнатам, давая щелчки мебели и пожимая эполетами, и если отодвинуть в боковом окне фонаря штору, можно было видеть вдоль набережных фасадов в синей черноте ночи изумительно неподвижные, грозно алмазные вензеля, цветные венцы. |
