|
- Прошу тебя. Джерри поверх ее головы посмотрел на Салли и спросил: - Вы подвезете Коллинзов? Нам, видимо, придется уехать. - Конечно. Мне очень жаль, Руфь, что ты плохо себя чувствуешь. - Голос Салли звучал изысканнейше, она безукоризненно изящно растягивала слова. Руфь обернулась к ней. - Ты мне солгала, - сказала она, стараясь отчетливо произносить слова, несмотря на тошноту и ужас. Мускулы на лице Салли напряглись и глаза потемнели, так что глазницы стали глубокими-глубокими. Но она лишь повторила: - Мне очень жаль, Руфь, - словно ничего и не слышала. Ничего. Сон продолжался своей чередой, но только уже без нее. Джерри в ярости гнал в Гринвуд машину - они оба могли разбиться, а Руфь не смела и голос подать, чтобы он не повернул назад. Однако опасность спаяла их, и от этого каждому было легче: Джерри бросал вызов смерти, а у Руфи от скорости прошла голова. Она чувствовала, как боль слетает с нее комьями и искрами, точно снег, когда его смахиваешь зимой с крыши машины. Они не разговаривали - слышалось лишь астматически шумное дыхание Джерри. Домой они приехали в полночь; потом он еще отвозил миссис О. Руфь надела ночную рубашку, махровый халат и подкрепила силы стаканом молока. Он вошел, жестикулируя, через кухонную дверь. На мокрых туфлях налипла палая листва. - Солнышко, - сказал он, беспомощно опустив руки, - я должен с тобой расстаться. Она такое чудо. Я не могу отказаться от нее. - Не надо этих аффектированных жестов, и говори тише. Я ведь слышу тебя. Он заговорил судорожными рывками, шагая взад и вперед по линолеуму: - Сегодня вечером я это понял - очень четко. Осенило. Я ждал этого, и вот оно пришло. Я должен уйти к ней. Должен уйти к этому оранжевому платью - погрузиться в него и исчезнуть. И пусть это убьет меня, пусть это убьет тебя. Меня ничто не удержит - ни дети, ни деньги, ни наши родители, ни Ричард - ничто. Это всего лишь факты жизни, скверные факты. Упрямые факты. Нужна вера. А у меня не хватало веры - как ни странно, веры в тебя. Я не считал тебя личностью, существующей отдельно от меня. А ты - личность. Господи, Руфь, извини меня, извини. Все будет куда страшнее - я знаю, я даже представить себе не могу, как будет страшно. Но я убежден. Абсолютно убежден. А это такое облегчение, когда ты убежден. И я очень благодарен. Я тупица и трус, но я рад. Радуйся и ты тоже. Хорошо? А то я ведь просто сжирал тебя, доводил до смерти. Пальцы у нее стали вдруг огромные, растеклись, как звук гонга, по холодному стеклу стакана. - Хорошо, - сказала Руфь. - Я ведь обещала помочь тебе, если ты решишь. Как же мы это осуществим? Когда ты скажешь детям? - Не заставляй меня пока говорить детям. Просто разреши сегодня не ночевать здесь. Не уговаривай меня. Наверное, ты могла бы меня уговорить, но не надо. Дай мне куда-нибудь уехать. К Коллинзам. В мотель. - А что я скажу им утром? Детям? - Скажи им правду. Скажи, что я куда-нибудь уехал. Скажи, что я вернусь домой днем и выкупаю их, и уложу. Вечером я не уйду из дома, пока они не заснут. - Она, очевидно, будет с тобой. . - Нет. Решительно нет. Я не хочу, чтоб она знала. Не хочу, чтоб она знала, пока это не окончательно: она только разволнуется. - Ты хочешь сказать, что это не окончательно? Он молчал, глядя широко раскрытыми глазами. Потом сказал: - Я должен посмотреть, как ты и дети перенесете это. |
