- Ты устроил ей превеселенькую жизнь, - заметила Салли.
- Это же ради тебя.
- Нет. Не думаю. Ты вел себя так, потому что тебе это нравилось. Ты ведь и мне устроил превеселенькую жизнь.
- Я не хотел.
Она улыбнулась - косо, потом широко.
- Не огорчайся так, повелитель. Мы ведь этого ждали. - Она отделяла от стеблей листики салата-латука для сандвичей. Джерри обнаружил, что его раздражает эта ее расточительность: вовсе ни к чему отрезать сначала стебель. Готовя, она многое делала вот так - немного бессердечно. На кухне у нее все сверкало, сияло, тогда как у них на кухне было сумрачно и прохладно даже летом.
Салли протянула Теодоре кусочек хлеба с маслом и спросила:
- А какое главное слово у Ричарда?
Джерри почувствовал облегчение от того, что прозвучало имя Ричарда, что Ричард хотя бы таким путем снова вошел в дом.
- У Ричарда? А у него есть главное слово? Вчера вечером я был поражен его чувством ответственности. Я хочу сказать, что он сразу все увидел в социальном контексте: юристы, школы для детей.
- Мне кажется, ты не слишком хорошо его знаешь, - заметила Салли.
- Как бы он поступил... а, неважно.
- Ну, спрашивай же.
- Как бы он с тобой поступил, если бы я мотанулся?
- Никак.
- Никак?
- Да, он ничего не стал бы делать, Джерри. Возможно, подулся бы и заставил меня поползать перед ним несколько недель, но ничего не стал бы делать - и вовсе не потому, что так уж любит семью. Просто развод стоит денег, а он не любит тратить деньги. Так что пусть это соображение не останавливает тебя.
- Не останавливает меня? Разве я смотрю в сторону?
- По-моему, да, - сказала Салли, выключая горелку под закипевшим супом.
Вернулся Питер; на этот раз группу развозила Джейнет Хорнунг, и Джерри, хотя присутствие его и выдавала машина, стоявшая на дорожке, укрылся в кухне, пока Салли оживленно болтала с Джейнет у двери, где все еще цвели астры. Питер ворвался в кухню, замер и с самым серьезным видом уставился на Джерри. Из трех детей Салли он был меньше всех похож на Ричарда. Это отнюдь не утешало Джерри: ведь Питер вполне мог родиться от их связи, и тогда он заслонил бы собою остальных, и на него одного излилась бы вся мера любви, которая сейчас рассеяна и поделена между тремя детьми. Тонкое лицо Питера, даже на ушах и на носу покрытое прозрачным, заметным на солнце пушком, было мужским слепком с круто замешанной красоты Салли, и это-то и наводило на размышления. Джерри не хватало в этом лице тяжеловесности, одутловатой жесткости, унаследованной от Ричарда другими детьми.
- Привет, Питер, - сказал Джерри. - Это всего лишь я. Как дела в школе? Мальчик улыбнулся.
- О'кей.
- Чему же ты научился?
- Ничему.
- А мама твоя говорит, что ты теперь умеешь сам застегивать пуговицы.
Питер кивнул, однако почему-то снова погрустнел и встревожился.
- Я ботинки завязывать не умею. - Слова он произносил отчетливо, с неестественным нажимом - совсем как Салли, когда она разговаривала в Вашингтоне со служащими отеля или в аэропорту.
- Это трудная штука, - сказал Джерри. - Ботинки трудно завязывать. Но когда ты этому выучишься, придется тебе еще научиться завязывать галстук и бриться. |