|
Джерри отвез их домой и подождал внизу в холле, пока Салли сходила наверх и принесла из своего шкафа, из шляпной коробки, задвинутой подальше на полку, большой конверт а письмами, милыми забавными рисуночками, скверными стишками, - все это накопилось, как выбрасываемые морем водоросли, за долгие месяцы их связи и тщательно хранилось ею. - По-моему, здесь - все, - сказала она. - Я всегда так боялась: вдруг Ричард их найдет. - Если он все-таки решит довести развод до конца... - Нет. Даже и не думай. Этого не произойдет. - Эй... - Не плачь. Мы же знали, что все кончится. Я, во всяком случае, знала. - Извини, я просто не могу с тобой расстаться, не могу подойти к этой последней минуте. Теперь, когда ты уже не моя, вся былая любовь вернулась, нахлынула. Ты выглядишь - обалдеть можно. - Пожалуйста, уходи. Ты же, по-моему, принял решение. Будь добрым с Руфью, не смей ее наказывать за то, что ты принял такое решение. - А ты найдешь себе кого-нибудь другого? - Нет. - Она произнесла это очень быстро. Она дотронулась до его щеки кончиками пальцев. - Никто другой не сможет дать мне... - она помедлила, подыскивая слова, и, найдя их, улыбнулась, - ...столько радости. - Я никогда в жизни не чувствовал, что прав, - как бы это выразить, - только когда был с тобой. Я никогда не чувствовал себя дома - только когда был с тобой. На лице Салли возникло выражение, какое появлялось у нее, когда люди, по ее мнению, устраивали “мелодраму”. Она пожала плечами и сказала: - Я рада, что это был ты. - Позвонишь мне, если я тебе понадоблюсь? Поговоришь со мной? - Не думаю, нет. Это должен быть конец - раз и навсегда. Иначе люди решат, что мы совсем рехнулись. Спасибо тебе, Джерри. Он хотел поцеловать ее, но она не далась. В холле она повернулась к нему спиной прежде, чем он закрыл за собой дверь. На дорожке он встретил Ричарда. Ричард взглянул на его лицо, на большой конверт у него в руке и сказал: - Храбрости не хватило, а, Джерри? Джерри решил, что предстоит долгий разговор, и крепче сжал толстый конверт. - Одно дело, - сказал он, - быть храбрым, когда речь идет о тебе самом, и совсем другое, когда речь идет о твоих детях. - Угу, конечно, приятель Джерри, только об этом следовало подумать немного раньше. Но я заставлю тебя заплатить за все, дружище. Меня словно обухом ударило, а в нашем обществе принято расплачиваться за причиненную боль. - Что ты с ней сделаешь? Ричард закурил сигарету и впился взглядом в невидимую шахматную доску, на которой отважно рокировался его противник. - Не знаю, Джерри, - сказал он, выпуская из угла рта дым и прикрыв от него один глаз - то ли слепой, то ли зрячий. - Я не спал, у меня не очень ясная голова. - Она - твоя жена, - сказал Джерри. - Я провел с ней не один час, и все это время она считала себя твоей женой. И это твои дети, и это твой дом. - Премного благодарен, - сказал Ричард. - Mucho gracias, senor <Премного благодарен, сеньор (исп.)>. - Он бросил едва начатую сигарету, раздавил ее в траве и вошел в свой дом, хлопнув дверью. Джерри стоял, застыв, как вор, и прислушивался. Дом молчал, воссоединение происходило молча, ни звука - только Цезарь царапал когтями гравий на дорожке, вернувшись после какой-то неспешной охоты в рощице к своему привычному укрытию в гараже. |
