|
Он спросил: - А как адвокат? - О, прелестный человек. Еврей, примерно возраста моего отца, очень любезный и совершенно прелестный. Мы все обсудили в общих чертах: он считает, что подавать надо не в Алабаме, но после разговора с Ричардом думает, что дело до этого не дойдет. - Значит, не дойдет. - Как страшно, как унизительно знать, что кто-то предвидел твои действия. Жена попыталась отвлечь его от этих мыслей: - Ты бы видел, как я ехала в Кэннонпорт - еле плелась, это была просто мука. Мне гудели, меня обгоняли, а я думала: “У детей осталась теперь только я”, - и ехала медленно, как никогда. Просто удивительно, что сзади на меня никто не налетел. - Можешь написать брошюру: “Как я стала ездить осторожно”, автор Руфь Конант. - Почему ты в Нью-Йорке? - Сам не знаю. Наверно, потому, что не могу в довершение всего потерять еще и работу. Мне здесь спокойнее. - Ждешь, что она тебе позвонит? - Нет, ей-богу, этого я как раз не жду. Потерпишь еще часа два? - О, конечно. - Накорми детей, я вернусь к ужину, часов около восьми. Я люблю тебя. - Ну и ну. Все так неожиданно. Я теперь уж и не знаю, на каком я свете. Он рассмеялся и сказал: - Почему женщины такие смешные? Она тоже все время острила. - Джерри? - Да? - Ты только не вздумай выкинуть чего-нибудь. Он снова рассмеялся. - Например, взрезать себе вены? Вам всем тогда бы крупно повезло. - Не говори глупостей. - Ты такая милая, - сказал ей Джерри, - что выждала лето. - Я поверить не могу, - сказала Руфь, - что все позади. Я уже столько раз думала, что все позади, а оно все продолжалось и продолжалось. - Теперь кончилось. Пожалуйста, успокойся и будь снова сама собой. - А именно? Какой? - Ты знаешь. Она повесила трубку, но он обнаружил, что не может рисовать. Рука у него дрожала; за окном множились огни, по мере того как город погружался в ночь, словно огромный, мерцающий, тихо тонущий корабль. Шел уже седьмой час - делать ему здесь больше было нечего. Он взял блокнот для рисования и направился на автомобильную стоянку возле колоссального котлована; по дороге в Гринвуд, сквозь грозящее гибелью переплетение сигналов и фар, в его сознание снова просочился тот страшный разговор на пляже. Вся розовая от соленого бриза - и подбородок, и щеки, и веки - Салли спросила, еще не вполне веря, что он отступается от нее: *** Неужели мы не сумеем это наладить? Никогда. Да ты хоть понимаешь, что ты мне говоришь? Я говорю, что мы никогда не сумеем это наладить. И что всем нам потом будет плохо - и мне, и Руфи, и тебе, и Ричарду. Все дело в моих детях? Это из-за того, что ты не выносишь моих детей? Они мне нравятся. Единственное, чем они меня не устраивают: они напоминают мне о моих. Не надо было тебе удерживать меня, когда я хотела уйти и когда у меня еще были для этого силы. Я любил тебя. Все еще люблю. Если я тебе нужен, я в твоем распоряжении. Я тут - упакованный и доставленный стараниями Ричарда Матиаса. Ты мне не нужен такой. |
