|
- А он когда-нибудь ходил к психиатру? - Ричард зацепил палочками кусочек водяного ореха и отправил в рот. Они сидели в китайском ресторане ярким июльским днем. Занавески на окнах были задернуты, отчего казалось, что за окном не полдень, а янтарный вечер. - Он презирает психиатрию. Из себя выходит, стоит мне намекнуть, что у него со здоровьем не все в порядке. Когда я говорю, что не боюсь смерти, он называет меня духовно неполноценной. Говорит, я не боюсь, потому что лишена воображения. Под этим он, видимо, подразумевает, что у меня нет души. Ричард, потягивая мартини - третий по счету, - почесал костяшкой пальца нос. - Вот уж никогда не думал, что этот малый до такой степени псих. Я бы попросту списал его как депрессивного маньяка, если бы не эти мысли о смерти, - тут уж пахнет психопатией. А на его работе это не отражается? - Он говорит, что по-прежнему в состоянии работать, хотя у него уходит на это в два раза больше времени, чем раньше. Он ведь сейчас, главным образом, ходит по совещаниям да поставляет идеи, а осуществляют их другие. Он уже не рисует дома, а мне жаль. Даже в ту пору, когда все его работы возвращали нам по почте, приятно было видеть его за делом. Он всегда рисовал под радио - говорил, это помогает ему наносить краску. - Но Эла Каппа <Эл Капп - американский карикатурист> из него все-таки не вышло. - Он никогда к этому и не стремился. - Мне нравится твоя лояльность, - сказал Ричард: в тоне его звучала непоколебимая самовлюбленность - черта, характерная для обоих Матиасов. У Руфи перехватило дыхание, и она уставилась в тарелку: она ведь была так далека от мысли, что совершает страшную ошибку. - Лояльности тут маловато, - сказала она. - У меня сейчас такое чувство, будто мы с тобой проникли в его мозг и сделали его еще хуже. Он говорит - я отсутствую. - Где отсутствуешь? - Меня нет. Нигде. Нет с ним. Ну, ты понимаешь. - То есть ты чувствуешь себя теперь моей, а не его? Ей не хотелось показывать Ричарду, сколь неприятна ей эта мысль, да и сама терминология. Она сказала: - Я не уверена, что я вообще чья-либо. Возможно, в этом моя беда. Крупинка риса прилипла к его нижней губе, точно окурок. - Попытайся объяснить, - сказал он, - что это за ерунда насчет твоего отсутствия. Ты хочешь сказать - в постели? - Я стала лучше в постели. Благодаря тебе. Но, похоже, это не имеет для него значения. Прошлой ночью, после всего, он разбудил меня около трех и спросил, почему я его не люблю. Оказалось, он бродил по дому, читал Библию и смотрел всякие страсти по телевидению. У него бывают такие приступы, когда ему трудно дышать лежа. У тебя рисинка на губе. Он смахнул ее нарочито подчеркнутым жестом, показавшимся Руфи комичным. - И давно у него эти неприятности с дыханием? - спросил он. - Это появилось еще до того, как у нас с тобой началось. Но лучше ему не стало. Я почему-то думала, что станет. Не спрашивай - почему. - Так. Значит, я спал с тобой, чтобы избавить Джерри от астмы. - Саркастический смех у Ричарда звучал не очень убедительно. - Не передергивай, пожалуйста. - Я и не передергиваю. Ведь совершенно ясно, на что ты намекаешь. Ты намекаешь, что я для тебя - эдакий козел отпущения. Не извиняйся. Все эти годы я был козлом отпущения для Салли. |
