|
- Возможно, я тебя и не знаю. Борись за то, чтобы узнал. Раз он считает ее борцом, что ж, она будет бороться. - Ричард, - сказала она, - я должна просить тебя не звонить мне больше домой. Джерри слышал часть нашего последнего разговора и потом такое нес, что мне стало страшно. На его лице, повернутом к ней зрячим глазом, отразилось смятение: Руфь сама удивилась, какое это ей доставило удовольствие. - Что именно? - Ничего определенного. О тебе - ничего. Но, мне кажется, он знает. - Повтори в точности, что он сказал. - Нет. Это не имеет значения. Тебя, в общем-то, не касается, что он сказал. - Это перестало его касаться всего лишь секунду назад, когда он пришел в такое волнение при одной мысли, что Джерри знает. Если бы он любил ее, он бы только обрадовался, ему бы не терпелось в открытую вступить за нее в борьбу. Ричард на ощупь вытянул сигарету из пачки в нагрудном кармашке. - Ну что ж. - Он сунул слегка помятую сигарету в рот, поднес к ней спичку и выдохнул вверх, к крыше машины, широкую струю дыма. Нижняя губа его вытянулась, точно сток трубы. Он был пуст. Она поняла, что он мучительно ищет слова, которые не поставили бы его в ложное положение. - Хочешь поблагодарить меня, - спросил он, наконец, - за очень приятную поездку? - Ты не думаешь, что так будет лучше? Далекий рыбак взмахнул удочкой, и птицы на деревьях обрушили на них град комментариев. Пакеты с продуктами у ее локтя зашуршали - там таяло мороженое и отпотевали банки с охлажденным апельсиновым соком. Романы, поняла Руфь, как и все вообще, слишком многого требуют. Всем нам приходится платить фантастическую цену за то лишь, что мы существуем. Она задумалась - внезапно в уголке ее глаза возник Ричард, и она вся сжалась, боясь, что он сейчас ударит ее. Он зло, с наигранной решительностью, потушил сигарету, ткнув ею в пепельницу на приборном щитке. - Пошли, Руфь-детка, - со вздохом сказал он. - Мы же с тобой на себя не похожи. Давай погуляем. И не смотри на меня так - я тебя не удавлю. - А он наделен способностью ясновидящего: эта мысль у нее мелькнула. Потом она будет вспоминать, как они шли вниз по затененной дорожке, над которой в пятнах солнечного света тучами толклась мошкара. Укрытые ветвями болотных кленов от глаз рыболова, они поцеловались. Ногам ее стало холодно: теннисные туфли ее отсырели, набравшись влаги из травы. Он возвышался над нею, словно диковинное теплое дерево, которое она обхватила руками, играя в прятки. Здесь, на природе, под прохладным небом, уже не казалось странным, что ее целуют, - это было так же естественно, как то, что мать мыла ей голову над кухонной раковиной с длинным медным краном или что продавец у Гристеда, где она была полчаса тому назад, дал ей сдачу. Руки Ричарда, вопреки обыкновению, как-то уныло лежали в изгибе ее спины, а не ниже. - Пожалуйста, прости меня, - сказала она. - И мы никогда больше не будем спать вместе? Завязано? Она не выдержала и рассмеялась - уж очень смешно он это сказал, - потом взмолилась: - Отпусти меня. Я даже похудела. Словно для проверки он сжал ее талию. - Кое-что еще осталось. Они, наверное, еще о чем-то говорили, но в памяти Руфи все заслонили вибрирующие волны мошкары, ощущение мокроты и холода в ногах, образ рыболова, как бы осуществлявшего контроль над их расставанием с дальнего берега, где удочка и ее отражение в воде образовали своеобразную арку. |
