|
Она уже забыла, что он намного крупнее Джерри. К собственному удивлению, она взяла его под руку. - Что с тобой? - спросил он, садясь за руль своего любимого старенького “мерседеса”. Забыла Руфь и эту его жалостную голову трусливого льва, и то, как западает у него верхняя губа и как выпирает нижняя. - А что? - С горлом у Руфи происходило что-то странное: его словно затянуло серебряной паутиной, как и глазные впадины, и виски, и все пустоты ее черепной коробки. Рот у Ричарда нетерпеливо дернулся. - Тебе, видно, моча в голову ударила, Руфи-детка. - Авария могла случиться с кем угодно. Дорога... - Плевал я на аварию. Ты все лето в сплошной истерике. Ведешь себя, как затравленная во время охоты на ведьм. Джерри, что, снова тебя донимает, потому что ты не можешь прогнать огородное чучело, которого он боится? - Нет, Джерри теперь почти не говорит о смерти. - Значит, в доме тишь да гладь. - Не совсем. А в твоем? Он не понял намека. Бельмо на его глазу казалось в профиль нашлепкой. - О'кей, - мрачно сказал он. - Не хочешь говорить - не надо. Пошла ты... - Я хочу говорить, Ричард. Но... - Но вдруг до жены того, другого, дойдет, если ты проболтаешься мне, так? - Чьей жены? Какого другого? - Невесты, дамы сердца, временной подружки, femme <Жена (франц.)>, или кем там она еще приходится моему преемнику. Снова решила поиграть в эту игру - кирикет? Ну, а счастливый пес - это Дэвид Коллинз? Он выглядит таким бодрячком на волли-болли. Господи, Руфи, когда же ты, наконец, отчалишь и сменишь этого своего психопата-кровососа, этого полумужика, с которым ты связалась? Ты же сжираешь себя по кусочкам. Идешь по протоптанной старым графом Ма-зохом дорожке - ать-два-три. - Ну и занесло тебя, Ричард. Я, конечно, польщена, но все это ты напридумывал - никакого романа у меня нет. И я не считаю Джерри полумужиком. Может, я сама полубаба. - Ты - баба на все сто пятьдесят, если память мне не изменяет. Ну, ладно, о'кей. Я - тронутый. Тупоголовый болван. Черт со мной. Но и черт с тобой. Что я тебе - таксист, которого вызывают раз в год? - Куда ты едешь? Он вез ее за город, в лес, к комариной дорожке, к пруду, над которым, застыв, стоял так ничего и не выловивший рыболов. Паутина в голове у Руфи прорвалась, и она заплакала - слезы потекли стремительным потоком, ее трясло, хотелось кричать. Ей все виделись те деревья, проплывавшие мимо. Слезы вперемежку со словами текли и текли. - Нет, вези меня домой. Привези в мой дом и оставь. Я же об этом тебя просила, ты же обещал, не хочу я объятий, не хочу душещипательных разговоров, я хочу, Ричард, домой и хочу умереть. Прошу тебя. Извини. Я не могу. Ты так прав и так не прав, это меня просто убивает. В самом деле убивает. Ты - единственный, с кем я могла бы говорить, и ты самый неподходящий для этого человек. Прости меня. Мне это нравилось. Право, нравилось. Дело не в тебе. Ты мне нравишься, Ричард. Не надувай так глупо и обиженно губы. Дело не в тебе. Просто - так вышло! - Успокойся, успокойся, - говорил он, перепугавшись, стараясь развернуться на узкой аллее, где кто-то разрисовал камни, а на лужайке посадил семейство пластмассовых уток. - Не могу я начать все сначала, не могу я вернуться к тому, что между нами было, пойми. И прости меня за то, что я тебя вызвала: я не подумала. Надо было мне позвонить Линде. |
