— Я сама разберусь с вещами, — остановила ее Дженис. — А тебе большое спасибо за помощь.

Элиза опустилась на постель, немного попрыгала на ней и констатировала:

— Матрасик новый. Тоже, видно, дорогущий. А кто платил? Вы, конечно, не папочка. Мама тоже за все платила, а теперь вот осталась ни с чем. Правда, она особым умом не отличается. Я так понимаю, вы гораздо умнее. Папуля наш взлетел до небес, ему понадобилась новая телка. Не ясно только, почему он не захотел остаться со мной. Я бы не отказалась. А что такого плохого в инцесте, правда?

— Кровосмешение, — пояснила Дженис. — И я действительно могу все сделать сама.

Но Элиза словно ее не слышала. Выдвигала ящички комода, с которым Уолдо не нашел сил расстаться.

— Ночнушки мама держала вот здесь, а белье здесь. На вашем месте я бы поменяла их местами, чтобы не превратиться в нее. Ой, смотрите-ка!.. — Она извлекла из нижнего ящика роскошную шелковую ночнушку, кружевную, очень сексуальную. — Мама, наверное, забыла. Может, ей вернуть, или вы будете носить? Ей-то она теперь вряд ли понадобится. Кто станет любоваться ее прелестями? В общем, обойдется. А вот вам подойдет. Меня-то там три штуки уместится. — Тут она вдруг умолкла, поджала губки и захныкала как маленькая. — Ой, простите! И зачем я все это говорю? Я не нарочно. — И заплакала.

Дженис обняла ее за плечи:

— Ничего, ничего, я понимаю.

При этом у нее оставалось впечатление, будто над ней по-прежнему издеваются. Слезы и переживания были неискренние. Элиза взяла передышку перед следующим броском.

Дженис поднялась в мастерскую и передала Уолдо этот разговор, но тот лишь сказал:

— Ну надо же! Я ведь все вытащил из этого ящика, клянусь тебе! Бедная девочка, как она, наверное, расстроилась! Ты уж будь с ней помягче, постарайся. Знаешь, как я хочу, чтобы вы поладили!

Уолдо обнял Дженис и увлек на диванчик. Они занялись любовью. Вдруг леденящий душу вопль ужаса заставил их оцепенеть. Это была Элиза, ворвавшаяся в мастерскую в самый пикантный момент.

— Дженис! Почему ты не заперла дверь? — заорал Уолдо и бросился догонять Элизу, поспешно оправляя на себе одежду, хотя об этом можно было уже не беспокоиться.

Вся в слезах, Элиза выбежала на улицу, поймала такси и поехала к матери, но там ее ждала точно такая же интимная сцена — мать занималась любовью с каким-то мужиком, которого притащила из пивнушки. Тогда она, продолжая рыдать, вернулась к отцу и рассказала ему, за каким занятием застала Джо. Слушать такое, конечно, неприятно, зато это была полезная информация для Уолдо, до сих пор препиравшегося с бывшей женой по поводу ее содержания. Джо истратила все свое наследство на гонорары адвокату и теперь подала в суд на алименты, но при таком ее поведении Уолдо мог смело урезать эти выплаты.

Дженис взяла на работе отгул и целый день потчевала Элизу чаем и крошечными бутербродиками с кусочками подсоленного огурчика, которые должны были пробудить аппетит у анорексичной девушки. Бутерброды Дженис нарезала тонко-тонко и даже счистила с хлеба корочку, но Элиза от них отказалась: она, видите ли, терпеть не могла огурцы — какие-то фаллические символы! И пила только воду.

— Ну тут уж никто не скажет, что ты не старалась, — великодушно заметил Уолдо.

Они сидели в тот вечер перед камином, слушая «Райтс оф Спринг», а Элиза ушла к себе, в свою, прямо скажем, роскошную комнатку в мансарде, чтобы, как она выразилась, немного подумать. Вдруг Дженис услышала шум двигаемой мебели в пустующей комнате рядом с их спальней и поднялась наверх посмотреть, что происходит, хотя Уолдо и сказал: «Да оставь ты девочку в покое».