- Да, вот
комар - живет, а.,"
Горбун, чего-то боясь, не дал ему кончить, сердито напомнив:
- Да ведь ты убил комара.
И поспешно ушел прочь от дворника, а через несколько минут, не зная,
куда девать себя, снова явился в комнате отца, сменил монахиню и начал
чтение. Вливая в слова псалмов тоску свою, он не слышал, когда вошла
Наталья, и вдруг за спиной его раздался тихий плеск ее голоса. Всегда,
когда она была близко к нему, он чувствовал, что может сказать или сделать
нечто необыкновенное, может быть, страшное, и даже в этот час боялся, что
помимо воли своей скажет что-то. Нагнув голову, приподняв горб, он понизил
сорвавшийся голос, и тогда рядом со словами девятой кафизмы, потекли
всхлипывающие слова двух голосов.
- Вот - крест нательный сняла с него, буду но-, сить.
- Мама, родная, ведь и я тоже одна.
Никита снова поднял голос, чтоб заглушить, не слышать этот влажный
шёпот, но все-таки вслушивался в него.
- Не стерпел господь греха...
- В чужом гнезде, одна...
- "Камо гряду от лица твоего и бт гнева твоего камо бегу?" -
старательно выпевал Никита вопль страха, отчаяния, а память подсказывала
ему печальную поговорку: "Не любя жить - горе, а полюбишь - вдвое", и он
смущенно чувствовал, что горе Натальи светит ему надеждой на счастье.
Утром из города приехали на дрожках Барский и городской голова Яков
Житейкин, пустоглазый человек, по прозвищу Недожаренный, кругленький и
действительно сделанный как бы из сырого теста; посетив усопшего, они
поклонились ему, и каждый из них заглянул в потемневшее лицо боязливо,
недоверчиво, они, видимо, тоже были удивлены гибелью Артамонова. Затем
Житейкин кусающим, едким голоском сказал Петру:
- Слышно, будто хотите вы схоронить родителя на своем кладбище.так ли,
нет ли? Это, Петр Ильич, нам, городу, обида будет, как будто вы не желаете
знаться с нами и в дружбе жить не согласны, так ли, нет ли?
Скрипнув зубами, Алексей шепнул брату:
- Гони их!
- Кума, - гудел Барский, налезая на Ульяну. - Как же это? Обидно
|