Изменить размер шрифта - +

     Вечером,  в  малиннике Помялова, просвирня Ердан-ская, зобатая женщина,
знаменитая  гадалка  и  муд-рица,  вытаращив страшные глаза, доложила лучшим
людям:
     - Зовут  - Илья, прозвище - Артамонов, сказал, что хочет жить у нас для
своего  дела,  а  какое  дело  -  не  допыталась  я.  Приехал  по  дороге из
Воргорода, тою же дорогой и отбыл в три часа, в четвертом.
     Так  ничего  особенного  и  не  узнали  об  этом  человеке,  и было это
неприятно,  как  будто  кто-то  постучал  ночью  в  окно и скрылся, без слов
предупредив о грядущей беде.
     Прошло  недели  три, и уже почти затянуло рубец в памяти горожан; вдруг
этот  Артамонов  явился  сам-четверт прямо к Баймакову и сказал, как топором
рубя:
     - Вот  тебе,  Евсей  Митрич, новые жители под твою умную руку. Пожалуй,
помоги мне укрепиться около тебя на хорошую жизнь.
     Дельно  и кратко рассказал, что он человек князей Ратских из курской их
вотчины  на  реке  Рати; был у князя Георгия приказчиком, а, по воле, отошел
от  него, награжден хорошо и решил свое дело ставить: фабрику полотна. Вдов,
детей  зовут:  старшего  -  Петр,  горбатого  -  Никита,  а третий - Олешка,
племянник, но - усыновлен им, Ильей.
     - Лен мужики наши мало сеют, - раздумчиво заметил Баймаков.
     - Заставим сеять больше.
     Голос  Артамонова  был густ и груб, говорил он, точно в большой барабан
бил,  а  Баймаков всю свою жизнь ходил по земле осторожно, говорил тихо, как
будто  боясь разбудить кого-то страшного. Мигая ласковыми глазами печального
сиреневого  цвета, он смотрел на ребят Артамонова, каменно стоявших у двери;
все  они  были  очень  разные:  старший - похож на отца, широкогрудый, брови
срослись,  глаза  маленькие,  медвежьи,  у  Никиты  глаза девичьи, большие и
синие,  как  его  рубаха,  Алексей  -  кудрявый,  румяный красавец, белокож,
смотрит прямо и весело.
     - В солдаты одного? - спросил Баймаков.
     - Нет,  мне  дети  самому  нужны;  квитанцию  имею.  И, махнув на детей
рукою, Артамонов приказал:
     - Выдьте вон.
     А  когда  они  тихо,  гуськом  один  за  другим и соблюдая старшинство,
вышли, он, положив на колено Бай-макова тяжелую ладонь, сказал:
     - Евсей  Митрич,  я  заодно  и  сватом  к  тебе: отдай дочь за старшего
моего.
     Баймаков даже испугался, привскочил на скамье, замахал руками.
     - Что  ты,  бог  с тобой! Я тебя впервые вижу, кто ты есть - не знаю, а
ты  - эко! Дочь у меня одна, замуж ей рано, да ты и не видал ее, не знаешь -
какова... Что ты?
     Но Артамонов, усмехаясь в курчавую бороду, сказал:
     - Про  меня  - спроси исправника, он князю моему довольно обязан, и ему
князем  писано,  чтоб чинить мне помощь во всех делах. Худого - не услышишь,
вот  те порука - святые иконы. Дочь твою я знаю, я тут, у тебя в городе, всё
знаю,  четыре  раза  неприметно  был,  всё выспросил.
Быстрый переход