Кто-то сказал:
- Гляди, как Артамонова нашей пылью наперчило, - посерел, цыган...
На десятый день после похорон мужа Ульяна Баймакова с дочерью ушла в
монастырь, а дом свой сдала Артамонову. Его и детей точно вихрем крутило, с
утра до вечера они мелькали у всех на глазах, быстро шагая по всем улицам,
торопливо крестясь на церкви; отец был шумен и неистов, старший сын угрюм,
молчалив, и, видимо, робок или застенчив, красавец Олешка - задорен с
парнями и дерзко подмигивал девицам, а Никита с восходом солнца уносил
острый горб свой за реку, на "Коровий язык", куда грачами слетелись
плотники, каменщики, возводя там длинную кирпичную казарму и, в стороне от
нее, над Окою, двухэтажный большой дом из двенадцативершковых бревен, -
дом, похожий на тюрьму. Вечерами жители Дремова, собравшись на берегу
Ватаракши, грызли семена тыквы и подсолнуха, слушали храп и визг пил,
шарканье рубанков, садкое тяпанье острых топоров и насмешливо вспоминали о
бесплодности построения Вавилонской башни, а Помялов утешительно предвещал
чужим людям всякие несчастия:
- Весною вода подтопит безобразные постройки эти. И - пожар может
быть: плотники курят табак, а везде - стружка.
Чахоточный поп Василий вторил ему;
- На песце строят.
- Нагонят фабричных - пьянство начнется, воровство, распутство.
Огромный, налитый жиром, раздутый во все стороны мельник и трактирщик
Лука Барский хриплым басом утешал:
- Людей больше - кормиться легче. Ничего, пускай работают люди.
Очень смешил горожан Никита Артамонов: он вырубил и выкорчевал на
большом квадрате кусты тальника, целые дни черпал жирный ил Ватаракши,
резал торф на болоте и, подняв горб к небу, возил торф тачкой, раскладывая
по песку черными кучками.
- Огород затевает, - догадались горожане. - Экой дурак! Разве песок
удобришь?
На закате солнца, когда Артамоновы гуськом, отец впереди, переходили
вброд через реку и на зеленоватую воду ее ложились их тени, Помялов
указывал:
- Глядите, глядите, - стень-то какая у горбатого!
И все видели, что тень Никиты, который шел третьим, необычно трепетна
и будто тяжелее длинных теней братьев его. Как-то после обильного дождя
вода в реке поднялась, и горбун, запнувшись за водоросли или оступясь в
яму, скрылся под водою. Все зрители на берегу отрадно захохотали, только
Ольгушка Орлова, тринадцатилетняя дочь пьяницы часовщика, крикнула жалобно:
- Ой, ой - утонет! Ей дали подзатыльник}
- Не ори зря.
Алексей, идя последним, нырнул, схватил брата, поставил на ноги, а
когда они, оба мокрые, выпачканные илом, поднялись на берег, Алексей пошел
прямо на жителей, так что они расступились пред ним, и кто-то боязливо
сказал:
- Ишь ты, звереныш. |