- Вот - воля нам дана царем-государем. Это надо понять:, в каком
расчете воля? Без расчета и овцу из хлева не выпустишь, а тут - весь народ,
тысячи тысяч, выпущен. Это значит: понял государь - с господ немного
возьмешь, они сами всё проживают. Георгий, князь, еще до воли, сам
догадался, говорил мне: подневольная работа - невыгодна. Вот и оказано нам
доверие для свободной работы. Теперь и солдат не двадцать пять лет ружье
таскать будет, а - иди-ка, работай! Теперь всяк должен показать себя, к
чему годен. Дворянству - конец подписан, теперь вы сами дворяне, - слышите?
Ульяна Баймакова прожила в монастыре почти три месяца, а когда
вернулась домой, Артамонов на другой же день спросил ее:
- Скоро свадьбу состроим?
Она возмутилась, сердито сверкнув глазами.
- Что ты, опомнись! Полугода не прошло со смерти отца, а ты... Али
греха не знаешь?
Но Артамонов строго остановил ее:
- Греха я тут, сватья, не вижу. То ли еще господа делают, а бог
терпит. У меня - нужда; Петру хозяйка требуется.
Потом он спросил: сколько у нее денег? Она ответила:
- Больше пятисот не дам за дочерью!
- Дашь и больше, - уверенно и равнодушно сказал большой мужик, в упор
глядя на нее. Они сидели за столом друг против друга, Артамонов -
облоко-тясь, запустив пальцы обеих рук в густую шерсть бороды, женщина,
нахмурив брови, опасливо выпрямилась. Ей было далеко за тридцать, но она
казалась значительно моложе, на ее сытом, румяном лице строго светились
сероватые умные глаза. Артамонов встал, выпрямился.
- Красивая ты, Ульяна Ивановна.
- Еще чего скажешь? - сердито и насмешливо спросила она.
- Ничего не скажу.
Он ушел неохотно, тяжко шаркая ногами, а Баймакова, глядя вслед ему и,
кстати, скользнув глазами по льду зеркала, шепнула с досадой:
- Бес бородатый. Ввязался...
Чувствуя себя в опасности перед этим человеком, она пошла наверх к
дочери, но Натальи не оказалось там; взглянув в окно, она увидала дочь на
дворе у ворот, рядом с нею стоял Петр; Баймакова быстро сбежала по лестнице
и, стоя на крыльце, крикнула:
- Наталья - домой! Петр поклонился ей.
- Не порядок это, молодец хороший, без матери беседовать с девицей,
чтобы впредь не было этого!
- Она мне нареченная, - напомнил Петр.
- Всё едино; у нас свои обычаи, - сказала Баймакова, но спросила себя:
"Что это я рассердилась? Молодым да не миловаться. Нехорошо как. Будто
позавидовала дочери".
В комнате она больно дернула дочь за косу, все-таки запретив ей
говорить с женихом с глаза на глаз.
- Хоть он и благословенный тебе, да еще - либо дождик, либо снег, либо
- будет, либо - нет, - сурово сказала она. |