.
- Не любят нас, - заметил Петр; отец, на ходу, взглянул в лицо ему:
- Дай срок - полюбят. И обругал Никиту:
- Ты, чучело! Гляди под ноги, не смеши народ. Нам не на смех жить,
барабан!
Жили Артамоновы ни с кем не знакомясь, хозяйство их вела толстая
старуха, вся в черном, она повязывала голову черным платком так, что концы
его торчали рогами, говорила каким-то мятым языком, мало и непонятно, точно
не русская; от нее ничего нельзя было узнать об Артамоновых.
- Монахами притворяются, разбойники... Дознано было, что отец и
старший сын часто ездят по окрестным деревням, подговаривая мужиков сеять
лен. В одну из таких поездок на Илью Артамонова напали беглые солдаты, он
убил одного из них кистенем, двухфунтовой гирей, привязанной к сыромятному
ремню, другому проломил голову, третий убежал. Исправник похвалил
Артамонова за это, а молодой священник бедного Ильинского прихода наложил
эпитимыо за убийство - сорок ночей простоять в церкви на молитве.
Осенними вечерами Никита читал отцу и братьям жития святых, поучения
отцов церкви, но отец часто перебивал его:
- Высока премудрость эта, не досягнуть ее нашему разуму. Мы - люди
чернорабочие, не нам об этом думать, мы на простое дело родились. Покойник
князь Юрий семь тысяч книг перечитал и до того в мысли эти углубился, что и
веру в бога потерял. Все земли объездил, у всех королей принят был -
знаменитый человек! А построил суконную фабрику - не пошло дело. И - что ни
затевал, не мог оправдать себя. Так всю жизнь и прожил на крестьянском
хлебе.
Говоря, он произносил слова четко, задумывался, прислушиваясь к ним, и
снова поучал детей:
- Вам жить - трудно будет, вы сами себе закон и защита. Я вот жил не
своей волей, а - как велено. И вижу: не так надо, а поправить не могу, дело
не мое, господское. Не только сделать по-своему боялся, а даже и думать не
смел, как бы свой разум не спутать с господским. Слышишь, Петр?
- Слышу.
- То-то. Понимай. Живет человек, а будто нет его. Конечно, и ответа
меньше, не сам ходишь, тобой правят. Без ответа жить легче, да - толку
мало.
Иногда он говорил час и два, всё спрашивая: слушают ли дети? Сидит на
печи, свеся ноги, разбирая пальцами колечки бороды, и, не торопясь, кует
звено за звеном цепи слов. В большой чистой кухне теплая темнота, за окном
посвистывает вьюга, шёлково гладит стекло, или трещит в синем холоде мороз.
Петр, сидя у стола перед сальной свечою, шуршит бумагами, негромко щелкает
косточками счет, Алексей помогает ему, Никита искусно плетет корзины из
прутьев.
- Вот - воля нам дана царем-государем. Это надо понять:, в каком
расчете воля? Без расчета и овцу из хлева не выпустишь, а тут - весь народ,
тысячи тысяч, выпущен. Это значит: понял государь - с господ немного
возьмешь, они сами всё проживают. |