Володя медленно обернулся, посмотрел на меня отсутствующим взглядом. Губы его шевелились.

– Соболин! Ау! Очнись.

– А, Андрей! Ты не можешь себе представить, что это за женщина, – сказал Соболин. – Марсианка… Марсианка!

– Лукошкина? – со злостью спросил я.

– Какая Лукошкина? – не понял Соболин.

Я успокоился, поняв, что соболинская марсианка – это какая то другая особь женского пола.

– Ты что здесь делаешь, Вова? – спросил я уже спокойно.

– Тигрица! – сказал Вова.

Я сел в кресло, вытянул ноги и посмотрел на бронзового Маяковского. Владимир Владимирович скорбно опустил глаза.

– Так тигрица или марсианка? – продолжал я допрос Соболина.

– Марсианская тигрица, – ответил он.

– А может, тигровая марсианка?

– Нет, нет… Марсианская тигрица. Именно так! Да! Так!

М– да, подумал я, худо дело то… я громко щелкнул пальцами, и Вова, кажется, пришел в себя. На меня посмотрел слегка изумленно.

– Ну так что случилось то, господин Соболин? И как ты, друг мой, оказался здесь?

– У тебя, Андрей, дверь была открыта.

– Возможно, что и открыта. Забыл.

А ты– то что здесь делаешь?

– Да я вот… Виктория. О, она тигрица!

– Ага, – сказал я, – понял. Виктория – эта та, у которой бюст из декольте выпрыгивает?

– Она… она! Ты очень точный дал образ, Андрей.

– Так ты ее трахнул?

– Нет.

– Фу, Соболин… Как это низко! Женщина хочет любви, а ты…

– Она меня трахнула, – победно сказал Вова. – Тигрица!

– Ну, это в корне меняет дело, – согласился я и повернулся к Маяковскому. Владимир Владимирович кивнул. – А ко мне то ты чего приперся среди ночи?

– Повзло пьяный храпит – невозможно… Нас же вдвоем поселили. Это только ты, Анька, Танненбаум и Виктория отдельные коттеджи занимаете. А мы – рядовые бойцы – живем парами. Так Повзло – сволочь! – храпит… работать невозможно.

– Ну, иди тогда к своей тигрице.

– Не могу… Она меня после пяти выставила.

Я посмотрел на часы – было всего то половина пятого.

– Еще нет пяти, – сказал я. – Что ты несешь?

– После пяти раз, – ответил Вова, скромно потупив глаза.

Я зааплодировал, Маяковский за отсутствием рук просто кивнул. Но одобрительно.

***

Утром было солнце и… скандал. Выяснилось, что у одной из дам пропал парик.

Дама была расстроена, едва сдерживала слезы и говорила, что парик куплен ею в Лондоне, дорогущий – стоит черт те сколько валютных фунтов: «Это какая же сучка его спи…ла? А еще интеллигентные люди!»

Страдающий тяжелым похмельем господин Танненбаум обошел коллег, расспрашивая: не видел ли кто английского парика? Никто ничего не видел… А еще интеллигентные люди!

Перед завтраком ко мне подошел сияющий светский хроникер Юрий Львович и, подмигивая, рассказал, что, мол, не только пропажи случаются, но и находки.

– Что же за находки? – поинтересовался я механически, без интереса.

– Вот! – торжественно сказал Юрий Львович и вытащил из кармана пиджака ажурный кружевной комочек. – Вот, извольте… хе хе… в бильярдной нашел.

Кто– то из дам… хе хе… забыл… на бильярде.

– Бывает, – пожал я плечами и хотел отойти, но Юрий Львович схватил меня за пуговицу и продолжал:

– Разврат.