У меня ведь тоже есть такая же бумажка:

«в единственном экземпляре».

– И вы можете ее нам показать? – спросил Танненбаум.

– Сейчас не могу. Я ее дома оставила.

– Конечно, – сказала саркастически Светлана, – дома. На рояле, где бумажник Бендера.

– Дома, – спокойно подтвердила Татьяна. – Но даже без всяких бумажек с подписью и печатью легко убедиться, что это мое платье.

«Нет, – подумал я, – голова у тетки все таки пришита как надо, соображает».

– Как это понимать? – спросил Танненбаум.

– Буквально, Женечка, – вздохнула Татьяна. – Пусть Светик примерит мое платьишко то. Можно прямо поверх свитера.

Все посмотрели на Светлану – на Татьяну – на платье. И все стало ясно. Нелепость ситуации стала очевидной. Танненбаум кашлянул. Валентина сказала: «Ой! Как же так?!» А Светлана опрометью выскочила из номера. Сквозь открытую дверь я увидел, как она извлекла из своего шкафа… «Каролину изумруд», выполненную «в единственном экземпляре». Танненбаум густо покраснел.

Татьяна Марковна закурила и сказала Светлане то ли насмешливо, то ли участливо:

– Если у тебя, Светик, лифчик пропадет – приходи ко мне, дам взаймы. Подложим ватки – будет в самый раз.

Я пошел по коридору в сторону лестницы. Остановился, прикуривая. Ко мне подошел Евгений Кириллович.

– Андрей Викторович, – сказал Танненбаум.

– Талант ваш Козлевич, господин Танненбаум, гений! А главное – патриот. Никуда не уезжает, работает для своих… вот повезло то.

– Да, неувязочка.

– Я вам, Евгений Кириллыч, скажу по секрету: я сам собирался в Екатеринбурге посетить Эмилия Вольфовича Козлевича.

– Зачем? – удивленно спросил Танненбаум.

– Пуговицу мне пришить нужно. У меня – видите? – всего одна. Но теперь не пойду к Козлевичу.

– Не пойдете?

– Не пойду. Где же он найдет мне две одинаковые пуговицы, раз у него все «в единственном экземпляре»? Нет, не пойду к Козлевичу.

***

Из– за истории с «эксклюзивными» платьями я опоздал на завтрак. «Ну и хрен с ним!»  подумал я. И решительно направился к домику Лукошкиной. Надо было разобраться, что за чертовщина у нас с ней такая получается.

Аню я встретил уже в дверях.

– Почему ты не пришел? – огорошила она меня вопросом.

– Куда? – не понял я.

– На свидание. С цветами.

– Да где я здесь цветы возьму? – в очередной раз возмутился я. Потом понял, что какой то дурацкий разговор у нас с Лукошкиной получается. – Да при чем здесь цветы! Я тебя ждал, как договорились, а ты меня за нос водишь.

– И я ждала.

– Где? – я постарался вложить в вопрос максимальное ехидство.

– В бане, то есть – в сауне.

– Когда?

– В одиннадцать тридцать, как договорились. Погрелась полчаса в гордом одиночестве и ушла.

– Не может быть, – запротестовал я. – Я был там и в половине двенадцатого, и в половине первого. И даже в семь утра. – Я умолчал, что в это время я находился в сауне в бессознательном, то есть сонном, состоянии. Да и какое это имело значение!

– Хорошо, – сказала Аня. – Давай сверим часы. Может, у тебя какие нибудь проблемы с определением времени. С гениями это бывает.

По поводу особенностей гениев я с ней спорить не стал, но руку с часами протянул.

– Все понятно, – весело сказала Лукошкина. – Ты опять ошибся.