Она была открыта только на восток. Вход в бухту перекрывали два каменистых острова.

Баркас малым ходом вошел в нее.

– Четыре года назад мы нашли здесь линейный корабль. Шведский, – объяснял мне Шаталов. Мы стояли на носу баркаса. – Пока руки не доходят его обследовать.

– Какая здесь глубина? – спросил я.

После открытого простора Выборгского залива в замкнутом спокойствии бухты я чувствовал себя зажатым.

– У северного берега – метров семь, у западного – около восьми, а вот там, – Шаталов показал на гряду камней у южного берега бухты, – до пятнадцати метров. Там мы линкор и нашли. Похоже, во время сражения корабль пытался укрыться здесь, но налетел на подводные камни, разломился и затонул.

Я еще раз оглядел бухту.

– Это и есть ловушка?

– Она самая, – Кирилл Анатольевич показал за корму. – За вот тем большим островом мы спрячемся. И будем ждать…

«гробокопателей».

– А если у них есть радар?

– Вряд ли.

– Вы уверены, что они появятся?

– Конечно. Я им такую «конфету» подсунул.

– «Конфету»?

– Примерно неделю назад мы с ребятами пустили в городе слух о ценности этого линкора.

– И все?

– Кое кто уже «клюнул». Я знаю.

– Откуда?

– Вы задаете слишком много вопросов, Зураб.

– Вы даете слишком мало ответов, – парировал я.

6

Я инстинктивно зажмурил глаза, когда уходил под воду. Потом решился их чуть приоткрыть.

Маска! Она для того и сделана, чтобы тебя защитить!

Я осторожно вдохнул выдохнул, чувствуя, что за моей спиной вверх, к поверхности, поднимаются пузырьки воздуха.

Шаталов нырнул первым и уже ушел вниз. Я видел только свет фонаря и его смутный силуэт.

И вдруг испугался одиночества. Глянул наверх, туда, где темнело днище «Стремительного», потом перевернулся головой вниз, неловко ударил ластами и пошел вдогонку за Шаталовым.

Он ждал меня рядом с чем то большим и темным. Жестом показал, чтобы я приблизился. И… взял меня за руку. Я едва не отпрянул: что это? зачем? Шаталов потянул меня за собой, чуть вперед и вниз, вдоль темного предмета, к странному выступу. Заставил меня коснуться этого нароста.

Пушка! Настоящая пушка! Сколько ей лет? Кто ее сделал?

Я осторожно провел рукой по стволу, который сделал свой последний выстрел еще до рождения моего прадеда.

Кирилл Анатольевич дернул меня за руку и показал: наверх! Поднимайся наверх!

Я нехотя подчинился. Поднимался я медленно. Как меня и учили на курсах повышения квалификации.

Странные это были курсы: мы, трое офицеров из ВДВ, попали в одну группу с морпехами. Три недели нас учили мокрым делам. Именно так – мокрым. Мы заделывали «пробоины» в корпусе надводного корабля и подводной лодки, учились нырять с аквалангом. И прочим другим премудростям. Например, как пить водку по ихнему, по морскому. Странные это были курсы.

Я вынырнул метрах в десяти от борта «Стремительного». Слава Немчук и Паша Савельев помогли мне подняться на палубу и снять акваланг. Как ни хорошо было внизу, на глубине, пусть и небольшой, но воздух показался свежим и пьянящим.

– Ну как? – спросил Паша.

Я ничего не ответил. Слова могли только все испортить. Он больше ничего не спрашивал, улыбнулся: понял, мол, что ты думаешь.

Шаталов поднялся минут через десять после меня. Сам вскарабкался на борт.

Стянул маску. Его лицо светилось от предвкушения.

– Порядок? – спросил я.

– Полный. Самый полный! – Кирилл Анатольевич вскинул большие пальцы на руках.