Словом, условия работы сухаревских служащих были вполне приемлемыми и не противоречили трудовому законодательству.

В какой то момент мне «приспичило». Зайдя в место общественного пользования, я присвистнул. Даже в нашем депутатском дворце, который школьники в рамках обзорных экскурсий посещают, в частности, из за роскоши оборудованных там уборных, намного меньше зеркал, фарфора и позолоты. Из кабинки, дверь которой была украшена копией петергофского Самсона, вышел Андрей Сухарев. На ходу застегивая брюки, он расплылся в приветствии:

– Светилам отечественной журналистики и борцам за правду и справедливость – виват! Михаил, счастлив вас видеть на нашем маленьком собрании. Присоединяйтесь к нам скорее.

Когда я вошел в Лиловую гостиницу, то сначала подумал, что ошибся дверью. Обстановка в гостиной не располагала к проведению официального мероприятия. Юноши с голыми торсами и бабочками на шее, богемной внешности мужчины средних лет, кто то из коллег, чья репутация всегда была несколько сомнительной, – таков был контингент собравшихся.

– Мишка, привет. – Я оглянулся на знакомый голос. За моей спиной стояла Жанна, знакомая журналистка из городской газеты. – Тебе не кажется, что мы чужие на этом празднике жизни? Может, пошли отсюда?

– Неудобно как то, пригласили ведь, – ответил я.

– Ладно. Только будь, пожалуйста, рядом, а то мне как то не по себе.

Однако стать телохранителем Жанны мне не удалось. Рядом с моей знакомой возник какой то статный красавец. Жанна, девушка с исключительной тягой к эстетике, мгновенно забыла о только что испытанном чувстве дискомфорта и с готовностью согласилась на предложение молодого человека познакомить его с азами журналистской профессии.

Я остался в одиночестве, но ненадолго. Ко мне подошел сам хозяин дома.

– Михаил, расслабьтесь, вас, ей богу, никто не укусит. – Легкое прикосновение сухаревской руки к моему плечу и последующее успокаивающее поглаживание по спине, наверное, должны были убедить меня в том.

– А когда же, Андрей Викторович, начнется пресс конференция? – спросил я.

Бизнесмен улыбнулся:

– Что ж, если вам не терпится – пойдемте.

С этими словами Сухарев, немного покачиваясь, направился вон из гостиной. Мне показалось, что он пьян. А может, немного под кайфом. Но делать было нечего – я двинулся за ним. Зал, в который мы вошли, был больше похож на будуар. Дело принимало необычный оборот. По периметру комнаты были расставлены камеры. Причем – явно не коллег телевизионщиков. Дверь, через которую я вошел, захлопнулась. Свет погас. Гореть остались только ароматизированные свечи, расставленные на мраморных столиках, подоконниках и просто на полу. Откуда то появились малоодетые девицы и полуголые парни. Пустая поначалу, комната оказалась заполненной людьми.

Чья то рука легла мне на место пониже спины. Из разных углов комнаты доносилось прерывистое дыхание и казавшийся мне сладострастным шепот. Все это мешало мне сосредоточиться и как то отреагировать на то, что пытались сделать со мной.

Из состояния ступора меня вывели горящие красные огоньки – камеры, расставленные в зале, работали. В мерцающем пламени свечи мелькнуло лицо Жанны, плечи ее напарника…

Все та же рука легла мне на ремень и потянула куда то. В панике я оттолкнул невидимого мне соблазнителя, послышался грохот. Прорываясь к выходу, я отшвыривал от себя все, что попадалось на пути. Очевидно, одна из свечей опрокинулась, потому что шелковые занавеси, закрывавшие окна, занялись огнем. Раздался звон бьющегося стекла и фарфора, шум падающей аппаратуры. Кто то, спасаясь от пожара, распахнул дверь.

Я выскочил в коридор и, добежав до первой попавшейся двери, юркнул за нее. Судя по размерам и наличию в ней пылесоса, тряпок и освежителей воздуха, это была бытовка, Вряд ли кто нибудь будет искать меня здесь.