– Ну как? – спросил меня Родька, присутствовавший при разговоре.

– Может, Батманов и прав, – сказала я, пожав плечами, – она действительно с приветом. Во первых, сейчас два часа дня, а она пьяна в стельку. Во вторых, обозвала нас щелкоперами, а в третьих, собирается нанимать кинолога с собаками.

Родька присвистнул и покрутил пальцем у виска.

Я была уверена, что на этом в истории Юлии Львовны Ларионовой будет поставлена точка, но ошиблась.

Вечером того же дня ко мне в кабинет зашел Зудинцев, весь день промышлявший в УБЭПе, и плотно прикрыл за собой дверь.

– Послушай, Марина, мне удалось кое что узнать. Выявлены аналогичные случаи таинственных исчезновений денег со счетов. Вот, я выписал фамилии пострадавших. Первый случай произошел года два тому назад. Есть вероятность, что все это звенья одной цепи.

Я присела за стол и пробежала глазами список. В нем значилось пять фамилий.

– Михалыч! Но ведь здесь все женщины, – в восторге от собственной наблюдательности заметила я, но тут же осеклась. – Разве что вот эта фамилия…

Онупко… может принадлежать и мужчине тоже. А, Михалыч?

– Онупко – это мужчина, – подтвердил безжалостный Зудинцев. – Но…

– «Но»?

– Но – бывший. Незадолго до того, как у него пропали деньги, Онупко лег в клинику пластической хирургии и изменил пол.

Я всегда гордилась отличавшими меня умом и сообразительностью.

– Есть контакт, Михалыч! – заорала я, потому что меня осенило. – Скажи, а в УБЭПе еще не поняли, почему все пострадавшие – женщины или трансвеститы?

– Еще не поняли, – убежденно ответил Зудинцев.

– А ты, Михалыч, конечно же, понял?

Подполковник в отставке напрягся, силясь выдвинуть какую нибудь удобоваримую версию, но вынужден был сдаться.

– Честно говоря, еще нет.

– А я знаю! Знаю! – Я заплясала по комнате. – Михалыч! Юлия Ларионова тоже недавно делала пластическую операцию – подтяжку.

– Черт побери! А в этом что то есть, Агеева. Хотя, конечно, не факт…

– Еще какой факт! У меня тоже была кредитная карточка. – На всякий случай я использовала прошедшее время. – Чтобы с ее помощью получить деньги, мало засунуть ее в банкомат, надо еще набрать пин код, определенный набор цифр. Как можно воспользоваться кредиткой, не зная их? Никак. Нужно выведать эти заветные цифры. И знаешь, Михалыч, как это можно сделать? Под наркозом. Пластические операции, за редким исключением, проходят под общим наркозом!

– Над этим надо подумать, Марина, – сказал Зудинцев. – Помню, подстрелили мы одного налетчика. Трое других ушли. Подстреленного отвезли в больницу, его там сразу на операционный стол – под нож, пулю извлекать.

Сейчас уже не вспомню, из какого места. Одному из оперов выдали белый халат и разрешили войти в операционную, когда пациенту давали наркоз. Пара вопросов под кайфом – и паренек сдал нам всех своих подельников с потрохами. Так что очень может быть. Но проверить не помешает.

Два дня Зудинцев на работе не появлялся. Он снова отправился в УБЭП для того, чтобы найти подтверждение или опровержение моей версии. На третий день с утра пораньше Михалыч пришел ко мне в кабинет, чтобы выразить свое восхищение. Я оказалась права: все пять женщин и существо по фамилии Онупко делали пластику. Причем в одной и той же клинике. Возглавлял ее Лазарь Моисеевич Гольцикер.

– А теперь приготовься к сенсации, Марина! Клиника открылась в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году и сначала называлась не «Ночи Клеопатры», а просто и буднично – ЗАО «Сатурн».