Сначала было слово. Это было длинное, витиеватое слово, состоящее из междометий, полуфраз, вычурных предложений, слившихся в единый контекст и заканчивающихся сочетанием «…твою бога душу мать!». На какое то время оркестр молоточков в голове даже прекратил свою дробь, видимо, обалдев от моего красноречия. Выдохшись, я уселся на капот и обреченно закурил.

Нет, «запаска» у меня, конечно, была. Но представив себе весь этот процесс – ползание вокруг машины, откручивание грязных гаек и т. д., – я очень захотел плюнуть на все и, поймав тачку, отправиться домой.

А там выпить коньяку и залечь спать.

Впрочем, через некоторое время здраво рассудив, что едва ли найдется благодетель, взявшийся заменить мое колесо, я, чертыхаясь, полез за домкратом.

Весь процесс занял часа полтора.

Я плюхнулся в машину, закрыл дверцу и по привычке глянул на соседнее сиденье, где с недавних пор обитала моя барсетка.

Барсетки на месте не было. Не было ее и под сиденьем, и на заднем сиденье, и вообще… ее просто не было. Смутная догадка промелькнула в моей голове, и уже секунду спустя я зашелся в беззвучном, полуистерическом смехе:

«Господи, Шах! Тебя же сделали как последнего лоха! Тебя, такого крутого и борзого, провели заурядные бомбилы барсеточники! Возможно, все это время они наблюдали, как ты корячишься с этим колесом и с недоуменной рожей ползаешь по салону в поисках украденной сумки. И ржали над тобой! Господи, Шах, какой же ты все таки кретин!»

Не желая доставлять кому бы то ни было удовольствия видеть всю горечь своего падения, я решительно нажал по газам и, взвизгнув резиной, рванул в сторону дома. Ну что же за день такой сегодня, мать его ити! Напьюсь, честное слово, напьюсь!

Немного успокоившись, я стал подсчитывать нанесенные мне убытки и потери. Первое – сама барсетка.

Вещь старая и копеечная, в принципе, не жалко. Два – отложенные на черный день двадцать баксов. Вот это уже серьезнее, поскольку до получки еще дней десять. Три  …твою мать! – казенный пейджер! Ну все, Скрипка теперь меня просто засношает. Так, что еще? Ах да, брелок с ключами от моего безвременно погибшего «мерса», эдакий талисман воспоминание об ушедших временах.

Жалко, конечно, ну да и Бог с ним.

Записная книжка? Да, похоже. Вот эта потеря будет уже посерьезнее. Хотя… Ладно, фиг то с ней, восстановим. Ну пожалуй, и все.

А ведь признайся, Витя, – могло быть хуже. И все же, блин, как же меня развели! Если будет такая возможность, найду, ох найду, и буду бить: медленно медленно, долго долго, смачно смачно.

Стоп! Какой пейджер, какая записная книжка, Шах? Фотки, там же были Татьянины фотки. Те самые пять «поляроидных» снимков из того маленького, но такого счастливого кусочка твоей прошлой жизни. Ну какого черта ты таскал их с собой? Знаешь, кто ты после этого, Витя?

Знаю. Я большой большой мудак.

***

– …Витька! Ну хватит уже, перестань!…

– Подожди, Танюша, сейчас…

Ну– ка повернись, повернись немного, вот так. Да сними ты на фиг это полотенце. Такие бедра нельзя скрывать под полотенцем  это просто святотатство какое то. Такие бедра нужно оставлять открытыми, причем полностью, дабы все прогрессивное человечество могло кусать локти, завидуя тому, что есть еще женщины в русских селеньях…

– Шах, ты полный дурак. Да еще к тому же сексуальный маньяк и извращенец. Хотя… чего ждать от человека, проведшего несколько недель в психушке?…

– Танюша, неужели ты поняла это только сейчас? Позор на мою седую голову! Дабы не оставлять у тебя в этом сомнений, я должен немедленно на деле доказать тебе всю свою маньячность, психопатность и извращенность… Только сначала я сниму тебя вот отсюда… Нет, я, конечно, не специалист, и все же: мне кажется, что, увидев такие грудки, фотографы из «Плейбоя» должны всем коллективом подать в отставку, признав, что все их прошлые модели – это просто типажи, снятые скрытой камерой в дешевом отделении заурядной отечественной бани…

– Между прочим, в свое время мне предлагали сделать несколько снимков именно для «Плейбоя»…

– Да ты что? И почему ты отказалась? Мадам не устроил размер гонорара?

– Нет, просто тогда мадам еще не встретила циничного растлителя Виктора Шаховского.