– Ты кто? – опять повторил он. – Что тебе нужно?

– Хорошо, не будем говорить о душе, перейдем к более земным вещам. Ты спрашиваешь, что мне нужно? Мне нужно получить обратно свое имущество. А именно – содержимое коричневой кожаной барсетки, которую вы с Гочей позавчера увели из белой «Нивы» на Загородном.

– Какой такой барсетки, уважаемый? Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Казбек явно пытался включить дурака.

– Послушай, не уважаемый. Я допускаю, что у тебя был сегодня не самый лучший день – тебя много били по голове, и, возможно, поэтому ты стал хуже соображать. Я бы мог, конечно, попробовать вправить тебе мозги, но немного опасаюсь за твое здоровье. Честно говоря, мне не хочется, чтобы ты тут двинул кони (по крайней мере, в моем присутствии). Так что давай проведем небольшой, как говорят менты, следственный эксперимент. Это городской телефон? Отлично. – Я подошел к аппарату и набрал номер операторской службы «Экскома».

– Добрый день, барышня. Будьте любезны – сообщение для абонента 1322… Да… А текст такой: «Казбек, сука ты эдакая, верни меня хозяину». И подпись: пейджик. Что?… Почему нельзя?… Странно, а какое можно?… Ну хорошо, а вот, например, сволочь – можно?… Ну что ж, пусть тогда будет сволочь, хотя это немного искажает смысл… Все, спасибо, барышня.

Примерно через полминуты в одной из стоявших в углу сумок раздалась знакомое классическое попискивание. То ли Моцарт, то ли Бетховен – признаться, я не очень хорошо в этом разбираюсь. Казбек встрепенулся и сделал было попытку подняться, но я тут же пресек ее путем несильного удара ногой.

– Лежите, больной, доктор запретил вам вставать с постели, – я самостоятельно порылся в пакете и выудил оттуда казенный инвентарь. Тот самый, из за которого меня так бесцеремонно лишили законных премиальных.

– Казбек, смотри ка, тут тебе сообщение пришло. Сам прочитаешь? Не хочешь? Ну тогда давай я. Вот слушай: «Казбек, сволоч ты эдакая, верни меня хозяину. Пейджик». Странно, а разве в слове «сволочь» мягкий знак в конце не ставится? Ну да ладно. Я думаю, что придется уважить пейджика. Ну не хочет он у тебя оставаться. Видать, совсем хреново ему в твоем обществе, а, Казбек?

Сын гор злобно вращал глазами и что то прошипел на своем тарабарском наречии. Знакомых слов я различил только два: «сука» и «би и лять», и, хотя эти его оскорбления меня нисколько не волновали, я залепил таки ему небольшую затрещину, дабы он не отвлекался от основной цели нашего мероприятия. Казбек лязгнул зубами и заткнулся.

– Ты же понимаешь, не уважаемый, что отыскать остальное свое имущество я мог бы здесь и сам. Но поскольку по натуре я страшно брезглив, перспектива ковыряния в твоих шмотках меня не прельщает. Еще какую нибудь заразу подхвачу. Так что давай ка, что там у нас по списку?

Записная книжка, сто баксов.

– Какие сто баксов, слушай, – встрепенулся Казбек. – Там один только двадцатка был…

– Странно. Я точно помню, что там был именно стольник. Ты что то путаешь, не уважаемый. Короче, где? Ну? Не заставляй меня в очередной раз заниматься рукоприкладством.

– В верхнем ящике, там… Ключ в куртке… Би и илять, – и Казбек снова завел свою шарманку.

Открыв верхний ящик буфета, я обнаружил там целый ворох весьма полезных вещей, начиная с золотых украшений и кончая денежными знаками неизвестных мне государств. Там же я отыскал и свою записную книжку. Хотел было действительно забрать сотню долларов, однако прикинул, что в данном случае невольно становлюсь как бы соучастником кражи и с некоторым сожалением ограничился лишь своей двадцаткой.