Однако сегодня я не был расположен к праздным разговорам и словесному флирту со шлюхами.

– Казбек дома, красавица?

– Да дома, дома. Куда он на хрен денется с такой мордой. – Марина попыталась изобразить, с какой именно. – На хрен он тебе сдался? Пойдем лучше ко мне. Водочки выпьем, может, еще чем займемся. – Она многообещающе повела плечом, в результате чего халатик сполз еще на пару сантиметров ниже.

– Спасибо, милая. Как нибудь в другой раз. Так где, говоришь, его комната?

– Ну и мудак, – явно обиделась она и, развернувшись, пошла к себе, бросив на ходу:

– Прямо по коридору последняя дверь справа. Только он тебе не откроет – от страха совсем в штаны наложил. Даже в сортир выходить боится.

Я прошел по темному захламленному коридору до последней двери, подергал за ручку и, удостоверившись что дверь заперта, постучал.

«Кто?» – голос был напряженным и действительно испуганным. «Кто кто… смерть твоя пришла», – мысленно ответил я, однако прикинув, что на подобный отклик мне вряд ли откроют, вынужден был с ходу придумать что то более нейтральное:

– Мужчина, пострадавший сегодня ночью в результате хулиганского нападения, здесь проживает? – ответа не последовало, поэтому я продолжил. – Это дежурный терапевт с седьмой подстанции неотложной помощи. Сегодня ночью наша бригада выезжала к вам по вызову. Вы позволите войти?

– Какой еще врач? Я никого не вызывал, – судя по голосу, мой «пациент» был чрезмерно возбужден. – Я уже говорил вам, что мне не нужен никакой врач.

– Да ради Бога. Что вы так расшумелись? Просто наш работник забыл взять с вас подписку о том, что вы отказались от медицинского обслуживания и к нашей подстанции претензий не имеете, – я старался говорить как можно спокойнее и непринужденней. Еще раз прошу прощения за беспокойство, но такая уж у нас бюрократия… Вы тут дома, предположим, загнетесь, а нам потом что, отвечать за вас?…

После долгих и мучительных раздумий Казбек наконец решился и повернул ключ. Осознать ошибочность своего решения он сумел лишь минуты через три – именно столько времени он пребывал в нокауте после моего не такого уж и сильного, но весьма ощутимого удара в челюсть.

Воспользовавшись временным пребыванием Казбека в близком к нирване состоянии, я вошел в комнату, закрыл дверь и осмотрел временное пристанище сына гор. Ничего примечательного в комнате не было – так, образчик номера на одного из провинциального полузвездочного отеля. Из всей обстановки – невысокая, покрытая полуистлевшим пледом тахта, журнальный столик и явно довоенных времен буфет. В углу навалена груда каких то коробок и пакетов.

О достижениях цивилизации напоминали лишь видеодвойка да висевший на стене телефонный аппарат. Похоже, к комфортной жизни мой подопечный явно предрасположен не был.

По телодвижениям лежащего на полу Казбека стало ясно, что он начал таки приходить в себя. Кстати, выглядел он действительно скверно – все лицо в кровоподтеках, кисти рук неумело обмотаны грязными бинтами. Рядом валялось насквозь пропитанное кровью полотенце. После того как, немного оклемавшись, он сделал неудачную попытку встать и снова рухнул на пол, я вдруг почувствовал, что вся моя прежняя ненависть к нему понемногу улетучивается. По крайней мере, продолжать его избиение больше уже не хотелось. Между тем Казбеку удалось доползти до тахты и принять близкое к полусидячему положение. Мы молча смотрели друг на друга, и в его затравленных глазах я увидел страх, недоумение и что то еще… Может быть, ненависть? Да, скорее всего. Ненависть и бессилие…

Первым молчания не вынес Казбек:?

– Ты кто?

– Я уже сказал тебе, Казбек – я терапевт. Правда, я не могу облегчить твоих телесных страданий, но душевные, пожалуй.