Хотя ей остался особняк, на устройство которого муж потратил много денег, вся обстановка, выезд, лошади - словом, прекрасно поставленный дом, она жила
уединенно в течение 1816, 1817 и 1818 годов, когда дворянство только еще оправлялось после потрясений, вызванных политическими событиями. Она принадлежала к
одной из самых аристократических и влиятельных фамилий Сен-Жерменского предместья, и родственники посоветовали ей жить уединенно после вынужденной разлуки с
мужем, на которую ее обрекла его необъяснимая прихоть. В 1820 году маркиза очнулась от летаргии, стала бывать при Дворе, на празднествах, принимать у себя. С
1821 по 1827 год она вела открытый образ жизни и привлекла всеобщее внимание изысканностью своего вкуса и нарядов: она стала принимать у себя в установленные дни
и вскоре взошла на трон, где до нее блистали виконтесса де Босеан, герцогиня де Ланже, г-жа Фирмиани, после брака своего с г-ном де Каном уступившая скипетр
герцогине де Мофриньез, из рук которой его вырвала уже г-жа д'Эспар. Свет совсем не знал личной жизни маркизы д'Эспар. Казалось, все сулило, что она будет долго
блистать на парижском горизонте, как солнце, которое начало клониться к закату, но закатится еще не скоро. Маркиза была связана дружбой с герцогиней, которая
славилась как своей красотой, гак и преданностью некоему князю, находившемуся тогда в опале, но привыкшему вступать победителем во все вновь образующиеся
правительства. Г-жа д'Эспар была близка и с одной иностранкой, у которой в салоне прославленный русский дипломат, известный своей хитростью, толковал события
общественной жизни. Наконец ее приголубила одна старая графиня, привыкшая тасовать карты в крупной политической игре. Каждому проницательному человеку было ясно,
что г-жа д'Эспар подготовляла таким образом путь к новой, тайной, но подлинной власти взамен того легковесного влияния, которым ее наделили светский успех и
мода. Ее салон принимал политический характер. Уже находилось немало глупцов, у которых то и дело было на языке: “Что у госпожи д'Эспар?” - “У госпожи д'Эспар
высказываются против того-то и того-то”, - и это придавало толпе ее приверженцев значение политической партии. Несколько обиженных политиков, пригретых и
обласканных ею, как, например, любимец Людовика XVIII, с которым уже не считались, министры в отставке, стремящиеся к власти, говорили, что она разбирается в
дипломатии не хуже жены русского посла в Лондоне. Не раз маркиза внушала то депутатам, то пэрам слова и мысли, провозглашавшиеся затем с трибуны на всю Европу.
Нередко она правильно судила о событиях, о которых ее гости не осмеливались выражать свое мнение. Виднейшие придворные сановники собирались у нее по вечерам за
вистом. А кроме того, ее недостатки сходили за достоинства. Она была скрытной, а ее считали сдержанной Ее дружба казалась надежной Она покровительствовала своим
любимцам с постоянством, которое доказывало, что она больше старалась упрочить свое влияние, нежели умножить число своих приверженцев. Такое поведение вызывалось
тщеславием - ее преобладающей страстью Победы и удовольствия, которые так любят женщины, для нее были только средствами; она хотела ощутить жизнь во всей ее
полноте. Среди еще молодых мужчин с блестящим будущим, собиравшихся в ее салоне в дни больших приемов, можно было встретить де Марсе, де Ронкероля, де Монриво,
де Ла-Рош-Югона, де Серизи, Ферро, Максима де Трай, де Листомэра, обоих Ванденесов, дю Шатле и других. Нередко она принимала мужа, но отказывалась видеть у себя
его жену, и власть ее была уже так велика, что некоторые честолюбивые люди, как, например, оба знаменитых банкира-роялиста, Нусинген и Фердинанд дю Тийе,
соглашались на эти тяжкие условия. |