|
Старик вышел из комнаты. Когда следователь приступил к беседе с маркизом, протоколист закрыл дверь, бесцеремонно уселся за конторкой, разложил на ней свои бумаги и приготовился вести протокол. Попино не спускал глаз с г-на д'Эспара, он наблюдал, как тот воспринял заявление, такое жестокое для всякого нормального человека. Маркиз д'Эспар, обычно бледный, как все блондины, так и вспыхнул от гнева, весь передернулся, сел, положил газету на камин и опустил глаза. Он тотчас же взял себя в руки и стал разглядывать следователя, как видно, пытаясь понять по лицу, что это за человек. - Почему же, сударь, меня не предупредили о подобном прошении? - спросил он. - Маркиз, принято считать, что лица, подлежащие опеке, находятся не в здравом уме, а потому предупреждать их о такого рода заявлениях бесполезно. Обязанность суда проверить прежде всего доказательства просителя. - Вполне правильно, - ответил маркиз. - Итак, сударь, не откажите в любезности сказать мне, что я должен вам сообщить? - Вы должны только отвечать на мои вопросы, не упуская никаких подробностей. Как бы ни были деликатны причины вашего поведения, давшего повод госпоже д'Эспар подать это прошение, говорите смело. Нет надобности заверять вас, что суд знает свои обязанности и что в подобных случаях гарантируется строжайшая тайна... - Сударь, - ответил маркиз, лицо которого выражало неподдельную муку, - а каковы будут последствия, если мои показания бросят тень на поведение госпожи д'Эспар? - Суд может вынести ей порицание при мотивировке своего решения. - Это порицание обязательно? Если я попрошу вас, прежде чем давать вам показания, чтобы суд в своем решении не допустил ничего оскорбительного для госпожи д'Эспар в случае благоприятного для меня исхода дела, - будет ли принята во внимание моя просьба? Следователь взглянул на маркиза, и эти два благородных человека без слов поняли друг друга. - Ноэль, - обратился Попино к протоколисту, - выйдите в соседнюю комнату. Я позову вас, когда вы понадобитесь. Если, как я сейчас предполагаю, - продолжал он, когда протоколист вышел, - в основе вашего дела лежит что-либо, не подлежащее оглашению, обещаю вам, что суд уважит вашу просьбу и будет действовать деликатно. Первое обвинение, выдвинутое против вас госпожой д'Эспар, - самое серьезное, и я прошу вас разъяснить его мне, - сказал следователь, помолчав. - Речь идет о растрате вами вашего состояния ради некоей госпожи Жанрено, вдовы владельца речной баржи, или, вернее, ради сына ее - полковника Жанрено, для которого вы исхлопотали у короля гвардейский полк и которому так покровительствуете, что устраиваете ему выгодный брак. Прошение заставляет думать, что ваша приязнь превосходит своей горячностью всякое чувство, как допустимое нравственностью, так и порицаемое ею. Внезапно краска залила все лицо маркиза, даже слезы навернулись у него на глаза и смочили ресницы; но справедливое негодование преодолело чувствительность, которая считается слабостью у мужчины. - Правду сказать, сударь, - ответил маркиз изменившимся голосом, - вы ставите меня в очень затруднительное положение. Мотивы моего поведения должны были умереть вместе со мной... Объясняя их, я принужден обнажить перед вами скрытые раны, доверить вам честь нашей семьи и говорить о самом себе, а вы понимаете, как это трудно. Я надеюсь, что все это останется между нами. Вы найдете, конечно, юридическую форму, чтобы выразить ваше решение, и не упоминая о моих признаниях. |
