|
Тогда я понял истинный характер жены; она с легким сердцем одобрила бы поведение моего деда, нисколько не думая о гугенотах; испугавшись ее бессердечности и равнодушия к детям, которых она отдала мне без всякого сожаления, я расстался с нею, оставив ей все ее состояние и уплатив наши общие долги. Она заявила, что не желает расплачиваться за мои глупости. Не имея достаточных средств на жизнь и образование сыновей, я решил воспитывать их сам и сделать их мужественными и подлинно благородными людьми. Я приобрел на свои доходы процентные бумаги, мне удалось расплатиться скорее, чем я надеялся, так как я выиграл на повышении процентов. Оставив себе с сыновьями четыре тысячи ливров, я мог бы выплачивать только двадцать тысяч экю в год и освободился бы от лежащих на мне обязательств только лет через восемнадцать; однако недавно я выплатил уже все - миллион сто тысяч франков. Итак, я счастлив, что исполнил свой долг, не причинив ни малейшего ущерба сыновьям. Таковы, сударь, причины, побуждавшие меня выплачивать деньги госпоже Жанрено и ее сыну. - Итак, - спросил Попино, сдерживая волнение, вызванное этим рассказом, - маркиза знает причину вашего отшельничества ? - Да, сударь. Попино достаточно красноречиво пожал плечами, порывисто встал и открыл дверь кабинета. - Ноэль, вы можете идти, - сказал он протоколисту. - Сударь, - продолжал следователь, - хотя после того, что вы рассказали, мне все ясно, я, однако, хотел бы услышать от вас кое-что и о других фактах, упоминаемых в прошении. Так, вы взялись за коммерческое предприятие - занятие, не подходящее для человека благородного происхождения. - Неудобно говорить здесь об этом, - сказал маркиз, знаком приглашая судью последовать за собой. - Нувьон, - обратился он к старику, - я сойду к себе вниз, скоро вернутся дети, оставайся обедать с нами. - Значит, ваша квартира не здесь, маркиз? - спросил Попино на лестнице. - Нет, сударь. Я снимаю это помещение под контору типографии. Взгляните, - продолжал он, указывая на объявление, - официально “История Китая” издается не мною, а одним из самых почтенных парижских книгопродавцев Маркиз повел судью на первый этаж. - Вот моя квартира, - сказал он. Попино умилила та скорее непринужденная, чем изысканная поэзия, которой дышал этот мирный приют. Погода была чудесная, в широко открытые окна из сада доносился аромат цветов; солнечные блики оживляли слегка потемневшую деревянную обшивку и радовали глаз. Осмотрев все вокруг, Попино подумал, что умалишенный вряд ли был бы способен создать пленительную гармонию, так поразившую его в эту минуту, “Вот бы мне такую квартиру!” - подумал он. - Вы скоро собираетесь выехать отсюда? - спросил он маркиза. - Надеюсь, - ответил маркиз. - Но я подожду, пока младший сын окончит школу и характер у моих детей вполне сложится, только тогда введу я их в общество и допущу близость с матерью; кроме того, я хотел бы, чтобы полученное ими солидное образование они пополнили путешествиями: пусть посетят столицы Европы, понаблюдают людей и нравы, привыкнут разговаривать на языках, которые изучали. Сударь, - сказал он, усаживая следователя в гостиной, - мне неудобно было говорить с вами об издании “Истории Китая” при старом друге нашей семьи, графе де Нувьоне, вернувшемся из эмиграции без всякого состояния; с ним вместе я и затеял это дело, не столько ради себя, сколько ради него. |
